хотел Джон. Я не говорю, что это несправедливо, просто, может быть, мне недоставало ловкости. Джон все-таки был на полтора года старше меня, а в этом возрасте такая разница означала, что он мог лучше навешать на уши лапши.
Помню, мы как-то собрались, и мне сказали: «Мы думаем, песни надо подписывать «Леннон — Маккартни». Я возразил: «Почему это Леннон первый? А может, лучше «Маккартни — Леннон»?' Все заявили: «Леннон — Маккартни» лучше, это звучит!» Я сказал: «Маккартни — Леннон» тоже звучит неплохо». Но в конце концов мне пришлось смириться: «Ладно, будь по-вашему!» — хотя мы договорились, что если захотим, то всегда можем поменять фамилии местами, чтобы быть равными. В сущности, когда вышел первый тираж альбома «Please Please Me», все песни там были подписаны «Маккартни — Леннон». Надпись «Леннон — Маккартни» стала привычной позднее, но теперь я иногда меняю фамилии местами, подписывая такие песни, как «Yesterday», чтобы показать, чья это вещь. Вот так примерно мы стали подписывать свои песни «Леннон — Маккартни». Но к тому времени мы уже добились своего, стали такими же, как Роджерс и Хаммерстайн. Мы превратились в авторский дуэт».
Джон: «В прежние времена наши с Полом музыкальные вкусы во многом совпадали. По мнению астрологов, Близнецы и Весы отлично ладят друг с другом. Полагаю, мы сработались еще потому, что оба любили одну и ту же музыку (71).
Иногда мы писали вместе, иногда — порознь. Вначале мы писали каждый свое, потому что Пол был опытнее, чем я. Он всегда знал на пару аккордов больше, в его песнях аккорды были более многочисленными. Его отец играл на пианино. Он предпочитал джазовые и популярные стандарты, и Пол перенял это у него (71). Некоторые Пол написал сам. А песню «The One After 909» («Следующий поезд после уходящего в 9.09»), вышедшую на каком-то из наших альбомов ['Let It Be'], я написал сам, без помощи Пола, — это было еще в Ливерпуле,
Да, мне было лет семнадцать или восемнадцать. Мы писали вдвоем, потому что иногда нам это очень нравилось (70). Было приятно иметь возможность писать, знать, что ты на это способен. А еще мы думали о том, что понравится слушателям. Я всегда помнил о них. «Под это они будут танцевать», — и так далее. Поэтому большинство песен были просто предназначены для танцев (74). А еще нас спрашивали: «А вы собираетесь записывать альбом?» И мы быстренько сочиняли несколько песен, будто на заказ (70). Но я всегда считал лучшими те песни, которые придумывались сами.
Если мне предложат написать песню к фильму или что-нибудь вроде этого, я смогу сесть и сочинить ее. Но радости она мне не принесет, мне будет трудно, но я могу. Этот процесс я называю ремесленничеством. Я много лет писал вот таким способом, но это меня никогда не радовало. Мне нравится то, что приходит вместе с вдохновением, из глубины души» (80).
Пол: «Иногда я брал в руки гитару, иногда садился за пианино. От инструмента зависело то, что я пишу. Каждый раз это бывало по-новому. „All my loving“ родилась из стихов, которые лишь потом положил на музыку» (65).
Джон: «Обычно один из нас писал большую часть песни, а второй помогал закончить ее, слегка изменяя мелодию или слова (71). Когда я писал стихи для песни и, промучавшись с ними пару недель, заходил в тупик, я рассказывал об этом Полу, а потом мы или писали вдвоем, или он предлагал: «Давай сделаем так или этак».
Мы действовали наугад. Правил сочинения песен не существует. Мы писали их где угодно, но обычно просто садились с Полом за пианино, или брали гитару, а то и две, или один садился за пианино, а другой вооружался гитарой, как Джефф (я хотел сказать Джордж) (65). Вот и все возможные сочетания, все сочетания двух человек, пишущих песню. Очевидно, мы оказывали влияние друг на друга, как делают группы и люди» (68).
Джордж Мартин: «Как продюсер я не внес заметного вклада в их стихи. Если стихи мне не слишком нравились, я говорил им об этом или предлагал написать еще восемь тактов и т. п., но обычно они приносили мне уже готовые песни. Мои предложения обычно касались только аранжировки».
Пол: «Песню «She Loves You» мы с Джоном написали вместе. В то время подобная песня была у Бобби Райделла, и, как это часто бывает, мы думали о ней, когда писали свою.
Мы ехали в машине в Ньюкасл. Я задумал песню, в которой двое пели бы: «Она любит тебя», а другие двое отвечали бы: «Да, да». Сама по себе мысль, может, и никудышная, но, по крайней мере, идея песни под названием «She Loves You» начиналась с этого. Просидев несколько часов в спальне отеля, мы написали ее.
Мы принесли песню Джорджу Мартину и спели: «Она любит тебя, йе-йе-йе…» — с секстаккордом в конце. (Эта идея пришла в голову Джорджу — Джорджу Харрисону.) Джордж Мартин сказал: «Да, концовка ничего, как в старомодных вещах, но я не стал бы заканчивать секстаккордом». Но мы возразили: «Если это хорошо звучит, остальное не важно — пусть остается так. Это самый замечательный для гармонии аккорд».
Он часто давал нам такие указания: «Не стоит удваивать терцию», или: «Заканчивать секстаккордом, а тем более септаккордом банально». На что мы отвечали: «А нам так нравится, это очень по-блюзовому». Хорошо, что нам удавалось часто переубеждать его отказываться от его так называемых профессиональных решений. Если бы кто-нибудь спросил меня сейчас: «Каков признак талантливости автора песен?» — я ответил бы: «Удачное звучание его песен». Мы никогда не следовали никаким правилам.
Услышав эту песню, мой отец сказал: «Сынок, сейчас и без того везде слышны американизмы. Почему бы вам не спеть в конце: «Yes, yes, yes»?' А я возразил: «Ты не понимаешь, папа, это не будет звучать».
Джон: «Вы когда-нибудь слышали, чтобы ливерпулец пел «yes»? Только «yeah»!
Это была самая броская фраза. Мы написали песню, нам требовалось что-то еще, и мы спели «yeah — yeah — yeah», и это подошло (67).
Эта идея пришла в голову Полу: вместо того чтобы снова петь: «Я люблю тебя», — он написал именно от третьего лица. Он, кстати, до сих пор не отказался от этого хода. Он предпочитал писать о ком-то, а я более склонен писать о себе» (80).
Пол: «Радиоведущий Брайан Мэтью раскритиковал «She Loves You» в журнале «Melody Maker», назвав ее банальной чепухой. Никто из нас не слышал раньше слова «банальный», мы были озадачены. «Банальный? Что это такое? Слишком сентиментальный? Или бунтарский? Что вообще означает «банальный»? Но когда на следующей неделе наша пластинка заняла первое место в хит-параде «Melody Maker», Бобби на первой странице отказался от своих предыдущих слов: «Нет, нет… поначалу песня показалась мне слегка банальной… но потом она захватила меня».
Разумеется, мы обращали внимание на критику, поэтому я отлично помню тот случай. Критика нас не останавливала и не должна останавливать никого, поскольку критики — всего лишь люди, которые не умеют сами записывать пластинки.
Позднее Уильям Манн написал в «Таймс» о нисходящей «эолийской каденции» в нашей песне «Not A Second Time» («Второго раза не будет») и о «пандиаторических группах», которые мы играем в конце «This Boy» («Этот парень»). Обо всем этом мы понятия не имели. Мы просто писали песни в свободную минуту в номерах отелей, сидя с гитарами на кроватях — Джон на одной, я на второй».
Джон: «Не спрашивайте, какого я мнения о наших песнях. Я не такой уж мудрый судья. Думаю, дело в том, что они нам слишком близки. Но я не могу удержаться от смеха, когда критики с серьезным видом начинают искать в наших песнях какой-то скрытый смысл. Уильям Манн написал о «Битлз» умную статью. Он использовал массу музыкальных терминов, и все-таки он кретин (65). До сих пор не знаю, что все эти термины означали, но благодаря ему мы стали приемлемы для интеллектуалов. Это сработало, мы были польщены. «Not A Second Time» написал я; по сути дела она представляет собой аккорды — такие же, как у любой другой песни. Лично я считаю, что в этой песне пытался подражать Смоки Робинсону, а может, кому-то еще (72).
Интеллектуалам трудно понять ее. Они ничего не чувствуют. Единственный способ поладить с интеллектуалом — сперва поговорить с ним, а потом дать прослушать запись. Просто поставить пластинку, чтобы он послушал ее, нельзя» (73).
Джордж: «This Boy» — один из наших трехголосных гармонических номеров.
