— А по-твоему, нет?
— Нет. Я считаю, что ты совершаешь большую ошибку.
— Послушай, Нортон, если ты сошлешься где-то на мои слова, я буду все отрицать. Но ты недалек от истины. Меня попросили о небольшом одолжении, я отказался, и тут же целая армия агентов по борьбе с наркотиками кинулась с расспросами к моим знакомым. Я поговорил со своим адвокатом. Совет его был очень краток: «Делайте, что вам говорят». Я сделал. И расследование тут же прекратилось. Так что, видимо, я был не так уж глуп.
— Эй, босс! — окликнул с террасы плосколицый. — Я еду в город. Поручения будут?
— Привези еще пива! — крикнул в ответ Филдс. Тот помахал рукой и скрылся.
— Сейчас здесь только ты и он, Джефф? — спросил Нортон. — Ни шикарных девочек? Ни муэьп. и? Ни вечеринок?
— Вечеринка окончена, — сказал Филдс. — Теперь объясни, в чем, по-твоему, не прав мой адвокат?
— Не прав он в том, что напрасно позволил тебе влезть в неприятности. Что недооценивает твое положение. Конечно, Уитмор может навредить тебе, но и ты ему тоже, а потеряет он больше, чем ты.
— Это — гиблое дело.
— Гиблое дело — это то, чем ты занялся. Послушай, я думаю, тебе известно кое-что о связи Уитмора с Донной, почему она отправилась в Вашингтон повидать его и, может, как она погибла. А если ты знаешь хоть что-нибудь, то незачем поддаваться им. Это они оказались в беде, а не ты. Ты не убивал никого. Зачем тебе покрывать их?
— Потому что они могут испортить мне жизнь, черт возьми.
— Испортить жизнь можно не только тебе. Ты знаешь, кто такой Фрэнк Кифнер?
— Знаю.
— Это он грозил тебе преследованием за наркотики?
— Один из его помощников.
— Хорошо. По возвращении в Вашингтон я повидаюсь с Кифнером. Скажу, что знаю: на Пенни он давил лишь из-за политического нажима Белого дома. И на тебя тоже. Они не имеют на это
Филдс медленно, словно под бременем нерешительности, поднялся.
— Выпьешь еще пива? — спросил он.
— Конечно.
Филдс вернулся с двумя банками и протянул одну Нортону.
— Слушай, я хочу задать тебе пару вопросов.
— Спрашивай.
— Для чего ты говоришь мне все это? Что, по-твоему, Уитмор обрюхатил Донну и знает, кто ее убил? Что, собираешься идти к Кифнеру? Не боишься, что я позвоню Уитмору, или Эду Мерфи, или кто там заправляет всем этим и передам все, что ты сказал?
— С Мерфи я разговаривал. Он знает, что я думаю. Сейчас мы играем в покер. Они ставят на то, что я не смогу доказать свою правоту, я ставлю на то, что смогу. А ты находишься между нами.
Солнце клонилось к закату, и от пальм на траву падали длинные тени. Филдс встал и передвинул шезлонг на освещенное место. Нортон остался в тени.
— Бен, у тебя не было ощущения, что ты сражаешься с ветряными мельницами? Что в руках твоего противника полиция, ФБР и прокуратура и что тебе никак не пробить эту стену? Не ведешь ли ты игру — вовлекая в нее и меня — с очень малой надеждой на выигрыш?
— Конечно, такое ощущение было, — ответил Нортон. — В Вашингтоне я давно и знаю, какой порочной и продажной может быть наша политическая система. Однако, Джефф, в глубине души я в нее верю. На мой взгляд, она похожа на старого мула. Он ленив и упрям, эгоистичен и глуп, но эта проклятая тварь может
— А если мул будет лягаться, Бен?
— Пусть лягается. Я так же упрям, как и он.
— Я не шучу. По-моему, кое-кто хочет заткнуть тебе рот, и, если не удастся сделать это одним способом, они прибегнут к другому. На твоем месте я бы думал, куда иду и к кому поворачиваюсь спиной. У меня был друг, кинорежиссер, он не поладил с мафией. Мелочь, карточный долг, восемь или десять тысяч долларов. Полиция обнаружила его в мусорном ящике за Браун-дерби, на теле было восемьдесят три раны, нанесенные пешней.
— Мы имеем дело не с мафией, Джефф.
— Вот как? А тот старик сенатор? Думаешь, он упал с обрыва случайно?
— Не знаю, — признался Нортон. — Хочется думать, да.
Филдс горько рассмеялся.
— Тогда не называй меня дураком, приятель. Может, ты еще глупее меня. Если это возможно.
— Может быть, — сказал Нортон. — В конце концов мы это выясним. Сейчас я хочу знать, будешь ли ты меня поддерживать. Хочу знать, кто в Белом доме велел тебе сочинить эту выдумку. И зачем Донна отправилась в Вашингтон. И что ты знаешь об убийстве. Без умолчаний. Что скажешь?
Филдс смял банку из-под пива и швырнул в сторону. Она упала в траву и лежала, поблескивая на солнце.
— Черт возьми, не знаю, как и быть, — сказал он.
— Расскажи правду, Джефф. Правдой нельзя причинить зло. Актер чуть заметно улыбнулся.
— Хочешь, скажу тебе смешную вещь? Я верю в Уитмора. И вовсе не хочу создавать ему проблем. По-моему, если кто и может исправить нашу свихнувшуюся страну, то это он.
— Я тоже так думаю, — сказал Нортон. — Но мы не создаем ему проблем. Он создал их себе сам. Тебе надо подумать о своих интересах. О проблемах Уитмора заботятся многие.
Филдс поднялся и стал расхаживать вдоль бассейна.
— Черт побери, — сказал он. — Я ни на что не напрашивался. Это не моя забота. Все из-за той проклятой пленки.
Нортон замер.
— Какой пленки, Джефф? — негромко спросил он. Актер остановился и, казалось, вышел из транса.
— Что? А, ерунда. Забудь.
— Джефф, какой
Филдс сел на край шезлонга и обхватил голову руками.
— Сейчас ничего не скажу, — пробормотал он. — Мне надо подумать. Надо поговорить с адвокатом. Не знаю, как и быть!
— Времени у нас мало, — сказал Нортон. — Завтра я возвращаюсь в Вашингтон. Мне нужно знать, куда ты повернешь.
— Приезжай утром в девять, — сказал Филдс. — К тому времени я все решу.
Нортон встал, потом сделал последнюю попытку.
— Пленка, Джефф. Скажи, что ты имел в виду?
— Утром, — ответил актер, и Нортон сдался.
Он поднялся по склону, потом остановился у особняка и взглянул на бассейн. Филдс стал купаться. Немного проплыв, он влез на белый надувной матрац, качавшийся на воде, и теперь лежал вверх лицом, словно в полном покое. Это было приятное зрелище: худощавый, загорелый молодой человек на белом матраце в бирюзовой воде, фоном были кабина, пальмы, горы и бесконечное небо; Нортон подумал, что этот вид был бы хорошей концовкой фильма, если бы в кино еще существовали хорошие концовки.
Филдс открыл глаза, увидел Нортона и помахал на прощание рукой.
