— Плывешь своим путем, Джефф? — крикнул Нортон.
— Может быть, — ответил актер. — А может, по течению. «А может, и то, и другое», — подумал Нортон, помахал рукой и пошел к своей машине.
25
Возвратясь в отель, Нортон зашел в бар, заказал джин с тоником и попросил бармена включить вечерние новости. Без новостей Нортон не мог жить: в тот вечер, когда пропускал Уолта Кронкайта, он начинал дрожать и потеть, как наркоман без своей дозы. Бармен как-то странно поглядел на него, но включил большой цветной телевизор над стойкой. Никто больше в маленьком темном зале не интересовался новостями, и Нортон заметил, что несколько человек хмуро поглядели на него.
Почти все новости в тот вечер были из Вашингтона, и все были скверными. Цены растут, безработица увеличивается, продовольствия не хватает, специалисты в недоумении. Еще один конгрессмен обвинен в сокрытии доходов, сенат скован обструкцией. Госдепартамент предвещал новый взрыв насилия на Ближнем Востоке, Пентагон требовал еще денег, министерство финансов намекало на очередное повышение налогов. Плохие новости одна за другой плыли с экрана, и Нортон стал чувствовать себя неловко, стал видеть их с новой, тревожной, не вашингтонской точки зрения. В Вашингтоне он воспринимал политические мытарства нации как повседневное явление, как лос-анджелесский смог. Более того, он и большинство его знакомых либо так, либо иначе наживались на политических бедах. Но здесь, в этом шикарном небольшом баре, в пустынном раю, вашингтонские безрадостные известия казались совершенно неуместными. Он заметил, что посетители начинают ворчать, сердито указывать на него, и внезапно ему пришла ошеломляющая мысль: «Как же они должны ненавидеть нас!» Хемингуэй называл Париж праздником, который всегда с тобой, но Вашингтон был несчастьем, которое всегда с тобой, ежедневно рассылающим свои гнетущие сообщения на всю беспомощную, непонимающую страну.
— Послушайте, мистер, вы еще смотрите? — спросил бармен. — Кое-кому хочется посмотреть игру в гольф.
— Отличная мысль, — сказал Нортон, и Уолтера Кронкайта внезапно сменил Джонни Миллер, загоняющий мяч в лунку с тридцати футов. Общий вздох пронесся по залу, и даже Нортон почувствовал облегчение.
На другое утро, когда Джефф Филдс вышел из особняка, Нортон как раз ставил «форд» рядом с его «ягуаром». Подойдя, Нортон встретил актера у подножия лестницы. Филдс был в теннисных туфлях, белых льняных брюках и зеленой спортивной рубашке, выглядел он нервным и рассеянным.
— Привет, Джефф.
Актер поглядел на Нортона и рассмеялся.
— Бен, на тебе лица нет.
— Я почти не спал, — согласился Нортон. — До рассвета все думал об этой истории. Да и ты выглядишь неважно.
Актер сунул руки в карманы, угрюмо уставился в подъездную аллею и рассеянно пнул камушек.
— Сейчас произошла странная вещь, Бен, — сказал он. — Едва я решил, как мне быть, произошла очень странная вещь.
— Какая?
— Слушай, я буду откровенен с тобой, насколько могу. Вчера ты говорил дело. После твоего ухода я позвонил адвокату, и мы долго беседовали. Потом позвонил в Вашингтон одному человеку — кому, не скажу — и поговорил с ним. В конце концов я решил, что ты прав, что мне следует рассказать прокурору правду об этой истории, и будь что будет.
— Отлично, — сказал Нортон.
— И буквально десять минут назад этот сюрприз, — сказал Филдс. — Позвонил командир армейской базы, она тут рядом, за городом. Говорит, чтобы я немедленно приезжал, мне звонят из Белого дома.
— Что за чертовщина? — запротестовал Нортон. — Чего им нужно? И почему не позвонили сюда?
— Насколько я понял, звонит президент и хочет говорить по надежному телефону — на базе телефон надежен, а мой нет.
— Значит, ты едешь?
— А как же иначе?
— Джефф, даже если это президент, что бы он ни сказал, ничего не может измениться.
— Видимо, нет. Но поговорить с ним хотя бы из вежливости надо.
— Да, конечно, — подтвердил Нортон. — Только не поддавайся на уловки. Твоя позиция очень проста: ты намерен рассказать правду. Не слушай всякую чушь, будто западная цивилизация рухнет, если Уитмор окажется замешанным в скандале. Это их проблема.
— Да, пожалуй, — неуверенно проговорил актер.
— Вот еще что, — сказал Нортон. — Кажется, сейчас я туго соображаю, но почему именно в это время?
— Единственное, что можно предположить: после того, как я поговорил со своим адвокатом, он в Лос-Анджелесе, и с моим человеком в Вашингтоне, кто-то из них позвонил в Белый дом и донес о моих намерениях. Это — самое скверное, Бен. Все карты у них в руках. Что бы ты ни делал, они на шаг впереди тебя.
— Оставь такие мысли. Не поддавайся этим прохвостам.
— Слушай, меня ведь ждут. До базы минут двадцать езды. Хочешь поехать со мной? Нортон развел руками.
— Не знаю. Ну, поедем.
— Думаю, нас пропустят вдвоем, — сказал Филдс. — Там какой-то центр связи. Совершенно секретный. Пошли, поедем на «ягуаре».
Они пошли к желтому «ягуару», потом Нортон остановился.
— Джефф, я не успел позавтракать и, если ты не против, останусь и выпью кофе.
— Как хочешь, — ответил актер. — Все, что тебе нужно, на кухне. Можешь сделать и «кровавую Мери».
— Обойдусь кофе и яйцами, — ответил Нортон.
— Ладно, где-то через час я вернусь. Не унывай. Актер усмехнулся, легко подбежал к «ягуару» и грациозно влез на сиденье. Мотор завелся сразу же и негромко урчал, пока Филдс затягивал привязной ремень. Нортон смотрел со ступеней, улыбаясь картине перед собой: безупречный профиль актера, четкие очертания машины, свежеполитый, искрящийся под утренним солнцем газон, это был миг почти совершенной красоты — и вдруг он взорвался столбом пламени. Нортона сшибло с ног. По всему фасаду особняка вылетели стекла. Над газоном поднялась туча дыма. Желтый «ягуар» превратился в груду обгорелого, искореженного металла, над ним плясали языки огня. Стоявший в воротах охранник что то крикнул и побежал к «ягуару». Нортон поднялся и побежал тоже, потом, заметив на дорожке что-то розовато-белое, остановился. Наклонясь, увидел, что это большой палец. Нортон отвернулся, и его вырвало на клумбу. Потом он заставил себя войти в дом и позвонить в полицию.
Полицейские Палм-Спрингса отпустили Нортона только во второй половине дня. Он сказал им, что приехал к Филдсу поговорить насчет работы. Упомянул и о загадочном звонке с армейской базы. Перед его уходом из отделения полицейские установили по крайней мере один факт: никто из Белого дома не звонил на базу и никто с базы не звонил Филдсу.
Приехав в аэропорт, Нортон еще не оправился от потрясения, но некоторые факты стали складываться в картину. Бомбу подложили ночью, охранник Филдса показал, что вечером ездил на «ягуаре». Значит, убийца как-то прознал, что Филдс намерен рассказать правду о смерти Донны. Как?
