Может, мне следует переодеться во что-нибудь более приемлемое?
Рори поднял дорожное платье Элисон, казавшееся ему более чем приемлемым, и бросил на нее озадаченный взгляд. Затем, сообразив, что она не знает, как должна выглядеть жена лэрда, и боится опозорить его своим видом, усмехнулся и покачал головой.
– Для здешних мест ты выглядишь просто великолепно. Мы же не в Лондоне, милая. Тебе больше незачем беспокоиться, что твои драгоценности недостаточно роскошны или кружевная отделка слишком скромна. Возможно, кого-то это и волнует, но только не Маклейнов. Старайся держать себя и ребенка в тепле и сухости, и тебя будут считать добропорядочной и разумной женщиной. Здесь это самый большой комплимент.
Элисон облегченно улыбнулась.
– Думаю, Маклейны мне понравятся. А как насчет Макгиннесов?
– Их слишком мало осталось, чтобы тревожиться по этому поводу. А теперь вставай, любимая. Пора собираться.
Рори называл ее «любимая» лишь в минуты особого расположения. Элисон, дорожившая этими редкими моментами, поспешила выполнить его указания. Она давно избавилась от заблуждения, будто он любит ее, но не так-то легко отказаться от надежды. Прошло то время, когда она воспринимала любовь как должное. Теперь она знала цену тому, что потеряла, и готова была сделать все, что в ее силах, чтобы заслужить хотя бы его привязанность. Просто надо научиться справляться с паникой, которая охватывает ее каждый раз, когда Рори приблизится. Иначе она никогда не завоюет его.
Когда он вышел из комнаты – в высоких сапогах, с волосами, аккуратно стянутыми в косичку, и камзоле, ловко сидевшем на его ладной фигуре, – Элисон почувствовала, что лед в ее груди начал таять. Кем бы ни был Рори, что бы он ни сделал, она больше не могла скрывать правду от самой себя. Она любит его и должна каким-то образом добиться взаимности. Рори умел любить, когда был подростком, и теперь, став взрослым мужчиной, нуждается в напоминании.
Уже давно наступила ночь, когда усталый всадник, проделавший верхом весь путь от Плимута, прибыл наконец в свое корнуоллское поместье. Его тяжелый плащ пропитался влагой от холодного дождя, моросившего, пока он скакал по заболоченным пустошам. Дорогу он определял только благодаря инстинкту и смутным воспоминаниям. При виде сурового каменного строения, вздымавшегося над скалами, из его груди вырвался вздох облегчения. Его путешествие подошло к концу.
Кое-где в окнах горел приветливый огонь. Спешившись, мужчина подошел к массивному порталу и стукнул тяжелым молотком о медную пластину, прикрепленную к толстым дубовым доскам. Эхо ударов разнеслось по холлу, но ему пришлось стукнуть еще несколько раз, прежде чем внутри здания послышались шаги и дверь распахнусь. Мужчина поспешно шагнул внутрь, прячась от дождя.
Дворецкий попятился, с изумлением взирая на незнакомца, который проследовал внутрь величественного холла и, сдернув с головы промокшую, но богато расшитую треуголку, с собственническим видом огляделся.
– Что вам угодно, сударь? – осведомился дворецкий, пытаясь скрыть за высокомерным тоном тревогу. Поместье майоратное, Не мог же новый граф проиграть его в карты?
Мужчина обратил пристальный взгляд на престарелого слугу, пытаясь найти знакомые черты. Двадцать лет ни для кого не прошли даром, но, видимо, он нашел то, что искал, и его лицо осветила юношеская ухмылка, неожиданная для человека, чьи волосы посеребрила седина.
– Хьюэрз, тебя не узнать в этом парике. Помнится, ты уже здорово облысел, когда мы в последний раз виделись. Александр дома?
При столь фамильярном упоминании имени хозяина дворецкий побледнел и вгляделся в лицо незнакомца, не осмеливаясь поверить давно забытым воспоминаниям. День всех святых прошел, и призраки больше не расхаживают по ночам.
– Если вы имеете в виду его сиятельство, то он отсутствует. Но я буду счастлив передать сообщение его секретарю, если вы изволите сообщить, в чем состоит ваше дело.
Мужчина только усмехнулся в ответ на эту явную попытку отделаться от него. Скинув плащ, он сунул его в руки опешившему дворецкому.
– Тебе не удастся выставить меня на улицу в такую погоду только потому, что у тебя плохая память, Хьюэрз. Если сын моего кузена не здесь, то где же он?
Кузена? Зубы старого слуги щелкнули, и он побледнел еще, больше, уставившись на призрак, представший перед ним во плоти.
– Но ведь это не вы, милорд? – в смятении пробормотал он, перейдя на родной язык.
В бледно-голубых глазах незнакомца отразилась печаль, на лбу резче обозначились морщины, улыбка исчезла.
– Да нет, Хьюэрз, это я. Собственной персоной. Долго же меня не было. Впрочем, моя история еще длиннее. Говорят, у меня есть дочь. Я собирался расспросить об этом Алекса, но поскольку его нет дома… Я не в состоянии ждать. Где она? Тебе что-нибудь известно?
В последний раз Хьюэрз видел барышню в тот вечер, когда она ошпарила горячим чаем ногу его сиятельства, после чего собрала свои вещички и исчезла. Среди слуг ходили слухи, будто бы Тремейны видели ее в Лондоне, но это были досужие разговоры. Не может же он потчевать сплетнями человека, который восстал из мертвых?
– Ничего определенного, милорд. Если вы позволите, я позову Хетти, чтобы она приготовила вам комнату. Полагаю, Тремейны могли бы сообщить вам кое-какие сведения завтра утром.
Эверетт Хэмптон, законный граф Гренвилл, устремил тяжелый взгляд на заметно нервничавшего дворецкого. Не для того он проехал полмира, чтобы слуги морочили ему голову. Даже по прошествии нескольких недель рассказ губернатора все еще звучал в его ушах, вызывая горечь и гнев. Чтобы держать его в неведении и дальше, потребуется сам дьявол.
– Тогда, Хьюэрз, возможно, ты скажешь, где находится мой наследник?
Дворецкий ни на минуту не усомнился, что это приказ, а не просьба, и с готовностью ответил:
