— Еще можно поместить на корпусе большой и яркий мигающий маяк, — взволнованно добавил Лейно.
— Ну, — спросил Бродерсен, — каково ваше мнение?
«Чинук» летел. Они ограничились тремя четвертями земного ускорения, меньше чем предлагал капитан. Кейтлин решила, что этого будет достаточно и сэкономит реакционную массу. Все ощущали легкость и ногами и сердцем.
Войдя в каюту Джоэль, парамедик обнаружила голотевта посреди скучного помещения. Все остальные предпочитали что-нибудь извлечь из памяти корабля: музыку или произведения искусства. У нее же экран был нем и чист. Если не считать опрятно убранной постели, каюта ничего не говорила о личности хозяйки.
В свободном голубом кафтане, сшитом для нее Кейтлин, Джоэль казалась изваянием бодисатвы. Она позаботилась о себе, вымылась, более или менее отдохнула, избавившись от усталости и вместе с нею от последней памяти о Земле. Огромные глаза под ободком седых волос, бледное, слоновой кости лицо… бесплотное и бесполое, нечеловечески ясное. Поднятая ею рука и улыбка, которой Джоэль приветствовала гостью, следовали абстрактным кривым; голос ее вновь сделался мелодичным, но песня эта предназначалась не для смертного уха.
— Спасибо, что зашла, — вежливо проговорила она.
— Меня это не затрудняет, — отвечала Кейтлин, — нам необходимо, чтобы ты отдохнула, и поэтому, начиная обследование в уединении, я не стану рекомендовать тебе физические упражнения, — она опустила свой врачебный чемоданчик и открыла его. — Начнем с проверки.
Джоэль стянула одежду через голову и отбросила ее на кресло. Кейтлин рассматривала тощее пугало, ходила вокруг, проводила исследующими пальцами по коже. Джоэль застыла на месте и только шевелила руками — когда было нужно.
— Некоторая потеря веса сама по себе не страшна, — заметила Кейтлин. — Я могла бы только желать, чтобы моя задница стала чуточку менее пышной, но твою можно назвать эфирной. — Не сумев завести разговор, она продолжала:
— Тебе нужно восстановить утраченные мышечные ткани, а для этого нужно есть больше протеинов; потом женщине необходима легкая жировая прослойка. Назови мне свои любимые блюда. Я могу приготовить что-нибудь вкусное.
— Пища мне безразлична, — ответила Джоэль. — Просто скажи мне что есть и сколько, и я последую твоему совету.
Кейтлин чуть нахмурила лоб, но отвечать не стала. Продолжив обследование, она обнаружила, что Джоэль в общем здорова, невротических расстройств тоже не наблюдалось.
Напряженность, тик и подергивания исчезли, рефлексы были великолепными, ровный и медленный ритм сердечных сокращений поддерживал кровяное давление, которому мог бы позавидовать любой человек моложе Джоэль на два десятилетия.
— Конец программы, — сказала наконец Кейтлин. — Можешь одеваться. Я возьму стандартные пробы тканей и жидкостей твоего тела, но не сомневаюсь, что все будет в порядке.
Джоэль вновь натянула кафтан.
— Наверно, я сумею высказать свое мнение о твоей программе, если ты расскажешь о ней.
— М-м-м, я пока еще не окончила. Садись, я хочу поговорить с тобой.
Женщины уселись, и Джоэль с полным бесстрастием стала ждать, пока Кейтлин заговорит.
— Я могу назначить все, что необходимо твоему телу, однако толку в моих предписаниях не будет, пока я ничего не узнаю о твоем настроении. Для начала — насколько точно ты будешь выполнять инструкции?
— В точности. — В обещании не слышалось ни спешки, ни сомнения. — Надеюсь, что они не помешают моей работе и предназначены лишь для восстановления сил.
Рот Кейтлин напрягся.
— Именно это и смущает меня больше всего. — «Сколько еще голотезиса ты сумеешь выдержать, прежде чем с тобой что-нибудь случится? И что это будет? Нечто необратимое? Не началась ли уже болезнь?» — Джоэль, никто из твоих спутников по «Эмиссару» не знает тебя в достаточной мере, но все сходятся на одном: ты превратилась в совершенную незнакомку. Я никогда не слышала о человеке, проводящем едва ли не каждый дневной час подключенным к машине. Нет, дома это время ограничено правилами, и я подумываю, что Дэну пора заставить тебя вспомнить о них.
— Ты опасаешься, что со мной что-нибудь случится? — невозмутимым голосом спросила Джоэль.
— Ага. Нечто вроде наведенной шизофрении или чего-нибудь в этом роде… кто может сказать? Я ведь всего только медицинская сестра, получившая некоторое дополнительное образование. Имеющаяся на корабле литература просто топит меня в болоте технических подробностей, но не описывает симптомов, не позволяет поставить диагноз и сделать прогноз, поскольку ситуация является беспрецедентной. Тем временем ты все дальше и дальше… уходишь в себя. — Кейтлин наклонилась вперед. — Будь откровенной. Признайся, остаемся ли все мы в твоем восприятии чем-то большим, чем придаток корабельных машин?
— Конечно, — отвечала Джоэль невозмутимо. Улыбка промелькнула на ее лице, словно лучик луны сквозь облако. — Вы мне нравитесь, я хорошо думаю о вас и намереваюсь сделать все зависящее от меня, чтобы вы вернулись домой. Ну а для этого мне нужны силы. Заверяю тебя: я далеко не безумна, напротив, я с каждым днем становлюсь все более и более нормальной, чем приводилось кому-нибудь из людей за все время существования нашего вида.
— О! Это не утверждение, а целый кит.
— Да, звучит грандиозно, пока прибегаешь к помощи той обезьяньей трескотни, которую люди зовут языком. Жаль, что ты не можешь испытать того, что дает машина. Ты — поэтесса, способная передавать словами намеки, чувства или реальность. Я не обладаю твоим красноречием, и к тому же в жизни мне приходилось общаться с обыкновенными людьми менее чем среднему человеку. Потом, отсоединенная, я ощущаю себя менее чем полумертвой. — Джоэль остановилась, подыскивая слова. — Возможно, Сюзанна Гранвиль пыталась объяснить тебе, что дает ей машина. Но ее переживания только бледная тень того, что испытываю я. Но ты ведь не считаешь Сюзанну больной, правда? Потом — сочиняя — занимаясь любовью, которой ты отдаешься более полным образом, чем все остальные, — ты ведь считаешь свои переживания трансцендентными, не так ли? Ты хочешь пережить их снова и снова, используешь каждый шанс. Они не влияют на твой рассудок, так? Или наоборот? Быть может, они делают тебя сильной и уравновешенной?!
— Но эти переживания естественны, — возразила Кейтлин. — Их породила эволюция, после того как возникла на Земле жизнь. Ты же совсем отказалась от них, а это болезненный симптом. Да, священникам, монахиням и святым, погруженным в мистику, или углубленным в свое дело ученым и художникам иногда удавалось в целибате сохранить душевное равновесие. Возможно, эти люди были аскетичны по темпераменту и отвергали обычные удовольствия. И все же они оставались внутри мира людей, добивались доступной для человека силы и искали целей, понятных человеческому рассудку… никого из них проволоки не присоединяли к машине. Я не запрещаю тебе голотезис, Джоэль. Я просто хочу сказать, что тебе нужно использовать себя целиком.
Боль впервые прикоснулась в лицу Джоэль, заставила дрогнуть голос — самую малость.
— Я пыталась, и куда старательнее, чем ты думаешь. Год за годом радости от тела уменьшались, а боль росла; наконец я стала чувствовать себя вне машины глупой каргой. — Спокойствие вернулось. — Потом, в этом полете, я научилась наделе использовать то, чему научилась на Бете. Фиделио научил меня многому, и в этом колоссальном потоке данных мне открывается весь космос. Я ощущаю грани Ноумена, не снившиеся ни человеку, ни бета-нину. Пытаясь обрести понимание, я нащупала новые методы — научилась точнее понимать, различать, думать… открыла новые философии, и они наделяют меня более глубоким озарением, которое ведет меня дальше…
Мир в душе Джоэль уступил место ровному пылу.
— Кейтлин, поверь мне. Я никогда не была такой счастливой, как сейчас, и чем дальше ухожу за пределы того, что ты зовешь человеческой личностью, тем счастливее и нормальнее себя ощущаю. Нет, я не лучше тебя: просто я другая. Как ты отнеслась бы к тому, если бы по чьей-то команде тебя лишили дара создавать песни и заниматься любовью? Я… я скоро сумею перерасти то, что пока считаю своей ошибкой:
