По мнению Г.Гунгера таковыми являлись клюнийцы и цистерианцы:
«В XI и XII столетиях ум (дух) клюнийцев и цистерианцев причинял запасам библиотек далеко идущее ограничение, прежде всего для дальнейшей писательской деятельности, путем позволения лишь сугубо теологической, в частности, аскетической, литературы». (Гунгер, 69)
Итак, мы должны констатировать, что очевиден парадокс, что ранние предхристиане сохраняли рациональность античной культуры, в то время как более поздние, среднесредневековые христиане снова упраздняли их в пользу внутреннего набожного мистицизма. Похожий процесс мог бы иметь место и в мусульманской Центральной Азии. Но, в отличие от Центральной Азии, в Европе имел место в конце XV и начале XVI столетий новый культурный взлет. Откуда прибывала новая энергия рационализма, которая приводила в конце XV и начале XVI столетий к тому, что запускалось новое наступление образования, которое связывается в Германии с именами Менахтона[182][182] и Адама Ризе? (Как мы увидели, мы находим к этому времени также в этой культурной реновации большую причастность иудейской культуры, и то, что Паулюс позволяет печатать Фагиусу даже Библию для немецких христиан на тогдашнем иудейском шрифте). К сожалению, иудейское участие в немецком возрождении до сих пор исследована мало.
То, что всегда стимулировало новое наступление образования, в XVIII веке вновь опустило систему образования вместе с культурой на низкий уровень:
«В конце XVIII столетия в университетах насчитывалось небольшое число студентов, было безденежье, общественное порицание и издевательство, .. при государственном пренебрежении или безразличии. Во имя просвещения осуждали критики и реформаторы устаревшую средневековую конституцию университетов, педантично схоластичные учебные программы, теологический догматизм, увлечение имитации латыни и незначительную оценку полезного, современного и практичного. (.). Уже в 1795 году нападения были распространены так сильно, что современники говорили об общественном кризисе доверия университетам. Некоторые голоса требовали полной отмены университетов». (K.-E. Jeismann и P. Lundgreen (Hg), Handlung der Deutschen Bildungsgeschichte («Руководство немецкой истории образования»), Bd. III, S. 223)
Кризис университетов был столь глубоким, что берлинский университет, который был основан в 1810 году (после того, как прусский университетский зал был закрыт), назывался не «университет», а «учебное заведение».
Положение дел в гимназии было не лучше. В центре находились теология и древние языки. Грамматика «как элементарная философия» (Hegel) была написанной прописными буквами (Grossbeschrieben), работа с текстами начиналась только в старших классах. В истории разрабатывалась «немецкая передача», и проявлялась забота к «выражению эмоций» учениками. «Христианский гуманизм» базировался фактически прежде всего на образовании чувств. Любое другое отношение к практике подпадало к подозрению о материализме и рассматривалось как безбожное.
Благодаря исследованию Й.Клайбера мы знаем, например, ситуацию со школой у Гегеля: «Гимназия пребывала тогда в невероятно неудовлетворительном состоянии. Преподаватели находились в недостатке постоянной зарплаты, преподавание шло на школьные деньги учеников; они (преподаватели) говорили о желании по возможности иметь много учеников. Поэтому мы встречаем в верхних гимназиях (старших классах гимназии) одиннадцатилетних наряду с двадцатилетними. При этом полностью отсутствует учебный план, каждый преподаватель преподает на собственный кулак и ответственность». (J. Klaiber, «Hoelderlin, Hegel und Schelling in ihren schwaebisten Jugendjahren» («Гельдерлин[183] [183], Гегель и Шеллинг[184][184] в их швабские молодые годы»), Stuttgart в 1877, S.71 и следующие).
Но более фатальным, чем катастрофические условия учебы, был подтверждающий дух системы образования, которая полностью возбуждала противоположные отношения со стороны учеников и студентов. В биографии Гегеля доказывается, как легко интеллектуальный оппортунист мог тогда в такой системе сделать карьеру: Гегель хвалит уже в своей речи абитуриента именно эту гимназию и критикует «тяжелое состояние искусств и наук при турках». Он хвалит герцога Карла о зеленом клевере (фраза буквально переведена с гамбургского жаргона и означает хвалисть до такой степени, что хвалящему и хвалимому становится неприятно) и, естественно, также собственных преподавателей. В его первом системной фрагменте он критикует Канта и требуемое им отделение государства от церкви.
Его старый друг молодости Шеллинг стал благодаря протекции Гете в 1798 году профессором в Йене, и к нему Гегель обращается за помощью. Он (Шеллинг) способствует ему (Гегелю) в получении приватдоцентуры в университете. Тогда он становится школьным советником (Schulrat) и получает наконец настоящую профессуру в Гайдельберге, хотя критики писали, что Гегель был лишь немного более оригинальным «последователем Шеллинга». «Гегельская логика есть темное тайное знание, его кафедральные доклады запутаны, злобны, постыдны и являются ненужными для любой ясности и течения» (De Wette, согласно Franz Wiedmann, S. 50).
В начале лекции в 1816 году, непосредственно после реставрации (венский конгресс), он, который до сих пор был занят умом (духом) мира, философствует, что только теперь он мог бы оборачиваться внутрь себя (глядеть себе вовнутрь) и позволять процветать науке. Мировой ум должен при этом как-нибудь быть примененным немецкой нацией, которая нак национальность, «есть основание всей живой жизни». Студенты обычно отсутствовали на лекциях (оставляли лекции далеко), что в том числе вероятно, так как в различных менее значительных публикациях о состоянии страны он высказался за расширение прав для короля. Это выступление королем было вознаграждено, и из-за него он стал профессором в Берлине. В начале речи он похвалил прусское государство, подчеркивал его культурное назначение и аттестировал ему «духовный (умственный) сверхвес».
***
Иудейское образование, оказывается, в противоположность к христианскому и мусульманскому, показало большую непрерывность. Имеется документ авторства Иосифа б. (бен) Юда Ибн Акнин из конца XII столетия, который иллюстрирует нам понятие образования (сефардской) иудейской культуры. Там суть образования описывается так:
Сначала детям дается ассирийский шрифт. При этом нужно, чтобы о его красоте говорилось не слишком много и не слишком пышно. «This script is of course the «Assyrian» (Aramaic square script)» («Этот шрифт безусловно «ассирийский» («арамейский квадратный шрифт»). Затем детям дается пятикнижие, пророки и жития святых. Они с десяти лет начианают учиться Мишне[185] [185], затем следует поэзия и с пятнадцати лет они начинают изучение Талмуда. С восемнадцати лет они учатся независимому мышлению и собственным исследованиям. Тогда следует критика ересей, и только теперь начинаются изучения естественных наук, причем для них также часто используется понятие «философия» (еще Ломоносов считал себя натурфилософом—ВП). Иосиф бен Юда перечисляет, в частности: естествознание, метафизику, логику, математику, оптику, астрономию, музыку, механику и медицину. (Joseph b. Judah Ibn Aqnin, Tibb al Nufus, в: Jacob R. Marais, The Jew in the Medieval World, New York, 1974, S. 374-77.)
Записывать Устный Закон начали в конце первого века н.э.—после разрушения римлянами Второго храма в 70 г. В прежние времена считалось, что запись устной традиции противоречит духу еврейского Закона, но под властью Рима угроза потерять вековой опыт обострилась. Систематизация накопленных знаний стала необходимостью. Работа нескольких поколений еврейских ученых—таннаев—по составлению Мишны завершилась в начале III века. Окончательная редакция была осуществлена раввином Иегудой Ганаси.
Мишна состоит из 63 трактатов, объединенных в 6 разделов (седеров): Зраим («Семена»)—законы, касающиеся земледелия; Моэд («Срок»)—законы о соблюдении праздников и постов; Нашим («Женщины»)—законы, касающиеся брака, семейного быта и развода; Незикин («Ущербы»)—собрание гражданского и уголовного права; Кодашим («Святыни»)—законы относительно храмовой службы, жертвоприношений и ритуального убоя животных; Тохорот («Чистота»)—законы о ритуальной чистоте. Один из трактатов Мишны—трактат Авот («Отцы») не содержит правовых норм, а является собранием высказываний известных еврейских мудрецов.
Основой Мишны являются постановления, источниками которых служили галахические законы, местные правила и обычаи, конкретные судебные решения, высказывания еврейских мудрецов, а также толкования библейских текстов самими таннаями и комментарии Иегуды Ганаси. Правовые нормы приводятся, как
