прийти в ужас от одного словосочетания 'Царь Мира', которое они поспешили сопоставить с встречающимся в Евангелии выражением 'Князь мира сего'. Само собой разумеется, что подобное сопоставление является совершенно ошибочным и безосновательным; чтобы опровергнуть его, достаточно вспомнить, что как в еврейском, так и в арабском языке выражение 'Царь Мира' нередко прилагается к самому Богу. Попытаемся в связи со всем этим изложить здесь некоторые теории еврейской Каббалы относительно 'небесных посредников', — теории, которые имеют самое прямое отношение к основной теме настоящего исследования.
'Небесные посредники', о которых идет речь, это Шехина и Метатрон; скажем прежде всего, что в самом общем смысле Шехина — это 'реальное присутствие' Божества в мире. Следует заметить, что в тех местах Писания, где упоминается Шехина, чаще всего говорится о созидании духовного центра: сооружении ковчега завета, построении храмов Соломона и царицы Зороавель. Такой центр, устрояемый в соответствии со строго определенными правилами, и в самом деле должен являться местом проявления божества, рассматриваемого прежде всего в своем светоносном обличье; любопытно заметить, что выражение 'место пресветлое и пречистое', сохраненное в масонстве, вполне может быть отзвуком древней жреческой науки, касающейся воздвижения храмов, которая, разумеется, была знакома не только одним евреям. Вообще же Шехина представляется в многочисленных аспектах, главными из которых являются два — внутренний и внешний; оба они яснее всего определяются фразой, содержащейся в другой традиции — христианской: 'Gloria in excelsis Deo, et in Terra Pax hominibus bonae voluntatis'<Слава в вышних Богу, и на земле мир' (лат.)>. Слова «Gloria» и 'Рах'<'Слава' и «Мир» (лат.)> относятся соответственно к внутреннему и внешнему аспекту вопроса, т. е. к Принципу и к проявленному миру; рассматривая эти слова с данной точки зрения, тут же понимаешь, почему они произнесены ангелами (Малаким), чтобы возвестить рождение 'Бога с нами' или 'в нас' (Эммануил). Относительно первого аспекта можно также припомнить теологические теории о 'свете славы', в котором и посредством которого осуществляется 'блаженное видение' (in excelsis); что же касается второго аспекта, т. е. Мира (Рах), то он, в эзотерическом смысле, повсюду воспринимается как один из основных атрибутов духовных центров, установленных в нашем мире (in Terra). С другой стороны, арабский термин Шакина, соответствующий еврейскому Шехина, переводится как 'Великое миролюбие' и, таким образом, полностью совпадает с розенкрейцерским понятием 'Рах рrofunda'<'Глубокое умиротворение'>; эта параллель позволяет объяснить, что именно розенкрейцеры понимали под выражением 'Храм Святого Духа', а также уразуметь точный смысл евангельских текстов, в которых говорится о Мире,[40] тем более, что 'тайная традиция, касающаяся Шехины, имеет некоторое отношение к свету Мессии'. Г-н Вюйо, которому принадлежит данное указание,[41] не без основания подчеркивает, что речь идет о традиции, уготованной для тех, кто следует путем, ведущим в Pardes, т. е., как мы увидим в дальнейшем, в высший духовный центр.
Приведем и еще одну выдержку из г-на Вюйо, в которой говорится о 'тайне, связанной с празднованием юбилеев'[42] и каким-то образом соотносящейся с идеей «Миролюбия»; здесь автор цитирует текст каббалистического трактата «Зогар»: (III, 52 в) 'Поток, текущий из Эдема, носит имя Иобель' и Иеремии (XVII, 8): '… он будет как дерево, посаженное при водах и пускающее корни свои у потока', откуда следует, что 'основная идея празднования юбилея заключается в возвращении всех вещей к их первозданному состоянию'. Ясно, что это то самое 'первозданное состояние', о котором свидетельствуют все традиции; мы более или менее подробно говорили о нем в нашем исследовании 'Эзотеризм Данте', где проводится параллель между 'Земным Раем' и 'Небесным Иерусалимом'. В сущности, суть этих соответствий неизменно сводится к описанию различных фаз циклического проявления и к идее Пардеса, центра нашего мира, который в традиционной символике всех народов сравнивается с сердцем, центром, человеческого существа и 'вместилищем божества' (Брахма-пура в индийской традиции); в иудаизме он символизируется Ковчегом Завета, именуемым по-еврейски «Мишкан» ('обиталище Бога'), причем слово это происходит от того же корня, что и Шехина.
С другой точки зрения, Шехина — это совокупность Сефиротов; напомним в этой связи, что 'правый ствол' сефиротического древа принадлежит Милосердию, а левый — Строгости.[43] Прослеживая те же аспекты в образе Шехины, можно сказать, что, по крайней мере в известном смысле. Строгость соответствует Справедливости, а Милосердие — Миру.[44] 'Когда человек согрешает и удаляется от Шехины, он подпадает под власть сил (Сарим), зависящих от Строгости',[45] и тогда Шехина зовется 'рукой строгости', что напоминает всем известный символ 'руки правосудия'; если же, напротив, 'человек приближается к Шехине, он обретает свободу', а Шехина в таком случае предстает как 'десница божия', т. е. 'рука правосудия' становится 'рукой благословляющей'.[46]
Таковы тайны 'Дома справедливости' (Бейт-Дин) — еще одного синонима высшего духовного Центра;[47] вряд ли стоит говорить, что оба аспекта, которые мы только что рассмотрели, соответствуют тому уделу, который в христианской иконографии Страшного суда уготован праведникам и грешникам. Равным образом можно установить связь этой символики с двумя путями, которые у пифагорейцев изображались буквой […] и в экзотерической форме соотносились с мифом о Геркулесе на распутье между Добродетелью и Пороком, с двумя вратами — небесными и адскими, которые были связаны с латинской символикой Януса, с двумя циклическими фазами — восходящей и нисходяще,[48] — которые в индуизме относятся к символике Ганеши. Учитывая все это, легко понять истинный смысл таких выражений, как 'правые намерения' и 'добрая воля' ('Рах hominibus bonae voluntatis'<'Миp людям доброй воли' (лат.)>). Тот, кто хоть мало-мальски знаком с упоминавшимися выше символами, поймет, что Рождество неспроста совпадает с датой зимнего солнцеворота; что же касается всех других — философских или моральных — интерпретаций этих двух выражений со времен стоиков до времени Канта, то они должны быть отброшены как поверхностные.
'Каббала наделяет Шехину духовным двойником, носящим имена, схожие с ее именами и, следовательно, обладающим тем же характером',[49] — пишет г-н Вюйо. Этот двойник, известный под именем Метатрон, наделен теми же различными аспектами, что и сама Шохина; его имя нумерически эквивалентно имени Шаддаи[50] ('Всемогущему'), т. е. тому Богу, который стал Богом Авраама. Этимология слова Метатрон весьма проблематична; среди различных гипотез, высказанных на этот счет, самой интересной является та, которая производит его от иранского слова Митра, обозначающего «дождь», но имеющего также некоторое отношение к «свету». Даже если это и так, не стоит думать, будто сходство между одноименными божествами индусов и зороастрийцев объясняет заимствование у них этого термина иудаизмом, ибо связи между различными традициями осуществляются отнюдь не столь поверхностным образом; то же самое можно сказать и о роли, приписываемой дождю почти во всех традициях как символу нисхождения 'духовных влияний' с Неба на Землю. В этой связи укажем, что иудаистское учение говорит о 'светоносной росе', выступающей на 'Древе „жизни', с помощью которой должно свершиться воскрешение мертвых, что странным образом напоминает алхимическую и розенкрейцерскую символику.
'Термин Метатрон, — пишет г-н Вюйо, — включает в себя значения стража, господина, посланника, посредника'; он — 'причина богоявления в чувственном мире',[51] 'Ангел Лика', а также 'Князь Мира' (Сар-на-олам), — из этого имени видно, что мы нисколько не уклонились от нашего сюжета. Прибегая к традиционной символике, которую мы объяснили выше, можно сказать, что Метатрон — это 'Небесный полюс', подобно тому, как вождь иерархии посвященных — это 'Полюс земной', являющийся его отражением и связанный с ним 'Осью мира'. 'Имя его — Микаэль, Первосвященник, жертва и приношение перед Богом. Все, что свершают израильтяне на земле, соответствует прообразам, существующим в мире небесном. Великий Понтифик дольнего мира символизирует Микаэля, князя Милосердия. Во всех местах Писания, где упоминается Микаэль, идет речь о славе Шехины'.[52] Сказанное здесь об израильтянах равным образом приложимо ко всем остальным народам, обладающим подлинно ортодоксальной традицией; в еще большей степени эти слова относятся к представителям первозданной традиции, из которой проистекают и которой подчиняются все остальные, и все это состоит в связи с символикой 'Святой Земли', отражением 'Небесного мира', о котором мы только что упомянули'. С другой стороны, исходя из всего вышеизложенного, Метатрон наделен не только аспектом Милосердия, но и аспектом Справедливости; он не только 'Великий Священник' (Кохен ха- гадол), но и 'Великий Князь' (Сар ха-гадол), и 'вождь небесных ратей', т. е. в нем олицетворены как принцип
