счастлива видеть, что аббатство очистили от всех этих римских идолов и украшений. Даже сейчас оно украшено слишком богато по протестантским понятиям, но это же величайшая королевская усыпальница на свете, где находятся склепы многих королей и королев.
Матушка хмурится, глядя на Кэтрин, которая флиртует с симпатичным молодым человеком, сидящим неподалеку от нас в нефе. Нахал строит глазки нам обеим, и матушка слегка подталкивает локтем батюшку, чтобы он обратил внимание на происходящее.
– Я бы не стал волноваться, дорогая, – шепчет он. – Это наследник лорда Пемброка, лорд Уильям Герберт. Неплохая добыча для любой юной леди благородного рождения.
– Но каков наглец, – оскорбленно фыркает миледи.
– Это все его возраст. Все они сейчас похотливы и разгульны, как коты. Я, помнится, был таким же. Ничего страшного, если он поглазеет на наших девочек. Юный лорд его положения знает пределы дозволенного. Если только мы с его отцом не заключим некий договор, конечно. Как бы тебе это понравилось?
– Это ты о Джейн? – спрашивает матушка.
Я смотрю на них в изумлении. Батюшка наклоняется ниже к уху матушки:
– Нет, о Кэтрин. Для Джейн у нас есть рыбка покрупнее.
Матушка взглядом заставляет его замолчать.
Это вызывает в памяти разговор, который состоялся между родителями примерно месяц назад, когда мы втроем сидели за ужином в зимних покоях в Брэдгейте.
Миледи в очередной раз заговорила о моем браке с королем.
– Но ты забываешь, дорогая, что он все еще помолвлен, – заметил батюшка.
– Помолвка может расстроиться, и часто так и бывает, – возразила она. – Подождем до его совершеннолетия, а там посмотрим. Я очень надеюсь. Но, честно говоря, не верю, что Нортумберленд так легко уступит власть, когда король повзрослеет. Без драки тут не обойдется.
– Да я не сомневаюсь, что он планирует остаться главным министром. И кто его в этом обвинит? Мы все поступаем одинаково, если представляется случай. Но даже ему стоит признать, что король должен вырасти и править самостоятельно. И он потребует власти скорее раньше, чем позже, или я не знаю его величество. Ему уже надоедает подчиняться своим советникам. Помяни мое слово, он будет копией своего отца, судя по его повадкам.
– Готова поручиться, что он будет большим фанатиком, чем король Генрих, – заявляет матушка. – Мой почтенный покойный дядя сжигал еретиков, но главным образом потому, что они противились его политике. А у сына политика будет подчиняться религиозным принципам.
– Они с нашей дочерью одного поля ягоды, если ты еще не заметила. – Батюшка лукаво поглядывает на меня.
– Ах, да она просто упрямится попусту, – вспылила матушка, не оценив иронии. – Не знаю, что на нее находит.
Сидя сейчас в прохладе аббатства, я думаю, что было бы чудесно сделаться королевой, чтобы хоть разок поставить матушку на место!
Трубы возвещают о прибытии королевской процессии, и вся паства поднимается на ноги. Король проходит вдоль нефа, вслед за рыцарями ордена Подвязки, чей праздник мы сегодня отмечаем. Хрупкая фигура Эдуарда словно тонет в его рыцарской мантии голубого атласа. Недавно он болел, и сначала прошел слух, что он страдает от приступа кори, а потом объявили, что у него ветрянка. Но, судя по отсутствию щербин на его бледной коже, у него, наверное, все-таки была корь. Надеюсь, что его возвращение к исполнению королевских обязанностей служит знаком полного выздоровления, но все же он выглядит усталым и похудевшим, хотя в этих одеждах трудно определить наверняка. Но лицо у него явно осунулось.
К счастью, двор скоро выезжает из Уайтхолла в Гринвич, где свежий воздух, надо надеяться, вернет румянец щекам его величества. Я знаю, что готовятся шумные увеселения, и говорят, что королю будет позволено соревноваться в метании копья в мишень – самое большее, что ему могут позволить на турнире. Затем из Гринвича двор отправится в продолжительное летнее путешествие, с тем чтобы его величество мог познакомиться со своими подданными на юге и западе Англии. Я страстно желаю, чтобы к тому времени он успел набраться сил.
Стоя на коленях в аббатстве, я молюсь, чтобы король Эдуард полностью выздоровел. Но не из любви к нему – трудно любить такого сдержанного и холодного человека, – а из страха, что на престол взойдет леди Мария.
Джон Дадли, герцог Нортумберленд
Поездку пришлось отменить. Советники сообщают мне, что после участия в утомительной череде публичных выступлений и щедрых увеселений здоровье короля не выдержало и надломилось. Боясь, что его величеству осталось недолго, они вызвали меня из Лондона, где я, в отсутствие короля, был занят государственными делами.
Прибыв с Солсбери, я ужасаюсь виду Эдуарда. Когда в конце июля он отбывал в поездку, он, казалось, был совершенно здоров, крепок, как всегда, и румян. А теперь, всего месяц спустя, он напоминает призрак, тощий и бледный, так что даже самые сдержанные из его подданных начинают говорить об этом вслух.
Я низко кланяюсь, стараясь не выдать своего смятения. Видимые признаки могут означать многое, и мне нужно время, чтобы все обдумать. Однако я тотчас же овладеваю собой и заботливо произношу:
– Мне очень печально видеть, что ваше величество нездоровы.
– Это не имеет значения, милорд, – отвечает король утомленным голосом.
– Возможно, вашему величеству следует вернуться в Лондон, – предлагаю я.
– Я не могу разочаровать своих добрых подданных. Некоторые из них ради меня взяли на себя большие хлопоты и затраты. Король не должен поддаваться слабости. – Он кашляет.
– Должен, когда от этого зависит судьба королевства, – твердо говорю я. – Если ваше величество, настаивая на продолжении поездки, рискует заболеть, то он пренебрегает своим долгом перед подданными и истинной верой. Сир, ваши советники обеспокоены, и я тоже встревожен состоянием вашего здоровья. Должен вам напомнить, что вашей наследницей является леди Мария. И ради Англии и Церкви я умоляю вас вернуться домой и отдохнуть.
Остальные присутствующие лорды поддерживают мою просьбу, и король, сознавая, что побежден, благосклонно уступает:
– Но, пожалуйста, пусть наши секретари напишут тем, кто был нами разочарован, и передадут наши искренние извинения за наше отсутствие.
– Все будет исполнено, – заверяю я его. – А сейчас вы должны отложить все дела и лечь в постель.
Он с облегчением поднимается с трона и медленно бредет в свои личные покои. У дверей он останавливается:
– Благодарю вас, милорды. Признаюсь, никогда в жизни еще не чувствовал себя так плохо.
Мы в Виндзоре. Несмотря на покой и хлопоты целой команды королевских врачей, которых болезнь его величества ставит в тупик, состояние Эдуарда только ухудшается.
Желая любой ценой исцелить его, я посылаю в Италию за выдающимся и знаменитым врачом и астрологом Джироламо Кардано, чтобы он приехал в Англию и осмотрел короля. Кардано вскоре прибывает, беседует с врачами и исчезает в королевской спальне, где остается в течение часа.
Врачи стоят, сбившись в кучу и не сводя глаз с двери, и тихо переговариваются, так что я не могу расслышать, что они говорят. Может быть, они не все мне сказали? Или слишком напуганы, чтобы признаться в своих страхах? Или не хотят обнаружить свое невежество?
Мы с доктором Кардано сидим лицом к лицу в моем кабинете, где вершатся самые секретные дела королевства.
– Вы можете говорить откровенно, – произношу я по-латыни, признательный ему за то, что он бегло изъясняется на этом языке.
Повисает зловещая тишина.
– На меня большое впечатление произвели необыкновенные добродетели и исключительные совершенства его величества, что может быть только даром Божьим, – начинает доктор. – У меня не
