легковерным клиентам так называемые экстрасенсы. На какое-то время вы сами окажетесь на тонкой грани между жизнью и смертью. Вы должны быть морально готовы заставить себя вернуться обратно.
– Вернуться? – испугалась женщина. – А вы разве сами меня не вернете?
– Да мы-то вернем, если только вы не захотите остаться, – усмехнулся профессор.
– А разве там… хорошо?
– Хорошо.
Маша спрыгнула с подоконника. Вот, оказывается, что они хотят сделать: связать родственницу Давыдова с душой убитого и выяснить, что тот видел перед самой смертью. Надо как-то уговорить Ильдара и ей показать материалы эксперимента после их расшифровки. Надо увидеть лицо убийцы и убедиться, что это вовсе не Николай Савченко, чтоб эта дурацкая мысль больше не лезла в голову.
Но, если сейчас Рокотова поговорит с Ильдаром, они, конечно, разругаются вдрызг, и ничего он ей не покажет, даже близко к материалам не подпустит. А он вон, как воинственно настроен. Маша знала, есть только один способ остудить пыл Ильдара: дать ему перекипеть, как чайнику, и отключиться. Она не стала дожидаться, пока он придет за нею.
Глава 49
Тимур позвонил домой Кузе и, убедившись, что мать вернулась домой и больше никуда пока не собирается, поехал в университет. Марина ждала его на кафедре.
– Ничего нового не слышно? – спросила она.
– О чем?
– О маньяке. Я каждый день боюсь, что приду на работу, а на стройке или здесь еще кого-нибудь убили. Так страшно! Вот сейчас ждала тебя, а в коридоре то шаги, то шорохи. Думаю, вдруг это убийца за мной идет…
Тимур обнял девушку и прижал к себе.
– Знаешь, я думаю, совсем чуть-чуть осталось. Я не буду пока все рассказывать, это тайна следствия, но того, кто убил Быр-Быра вот-вот поймают.
– Правда?!
Каримову показалось, что Марина больше испугалась, чем обрадовалась. Наверное, ей вспомнился тот самый момент, когда она увидела труп.
– Тима, а я видела, тебя ректор вызывал на следующий день после того, как Давыдова убили, может он кого-то подозревает? Говорят ведь, что его кто-то из наших, из университетских убил. Тебе ничего такого Садовский не говорил?
– Нет, он мне рассказывал, что видел, кто с Давыдовым за бумагой пошел.
– Кто? – Марина совсем перепугалась, даже побледнела.
– Говорит, Зайцев. Они якобы ругались в приемной из-за бумаги для принтера, Зайцев сказал, что Быр- Быр все растащил, что у него зимой снега не выпросишь. А потом пошел с ним в кладовку.
– Да это неправда!
– Конечно, неправда, – согласился Тимур. – Просто ректор решил воспользоваться моментом, чтобы подставить соперника, и выдумал все про эту ссору.
– Не выдумал. Они и правда ссорились, и за бумагу Зайцев на Давыдова наорал, я сама слышала. Только это было не в обед, а рано утром. И никуда Зайцев не ходил, потому что я ему сразу пачку бумаги из своих запасов с кафедры принесла. А Быр-Быр пообещал, что он мне потом возместит… Ой, получается, что это он для меня бумагу доставал? Значит, это из-за меня…
– Марина, ты что! Что ты такое говоришь, почему из-за тебя?
– Так ведь бумага!..
– Да если его хотели убить, его все равно бы убили, не в кладовке, так в кабинете. Это же явно преднамеренное убийство. Ты здесь совершенно ни при чем. Ведь не ты же помогала преступнику заманить Давыдова в кладовку.
Но, несмотря на его утешения, девушка расплакалась, прижавшись к груди Тимура. В этот момент он почувствовал себя очень сильным и способным защитить Марину от любых опасностей, вот только как заставить ее не плакать, он не знал.
Маша Рокотова в это время кормила поздним обедом Кузю и Митю Гуцуева. Когда она вернулась домой, мальчишки, сидя в «детской» увлеченно спорили о каком-то спорте, кажется, альпинизме. Кузя утверждал, что капроновая веревка крепче, а Митька кричал, что пеньковая не так режет руки и по капрону Кузя точно грохнется вниз, как мешок. Хорошо, что у нас нет гор, подумала она, а то еще полезли бы проверять. Как все-таки здорово, что они подружились, Гуцуеву явно не хватает друзей, он такой замкнутый, нелюдимый, угрюмый. А ее Кузька – просто фонтан оптимизма, он должен хорошо повлиять на мальчишку.
– Мить, а воспитательница знает, что ты у нас? – спросила Маша, накладывая Гуцуеву добавки.
– Знает, – ответил за него Кузя. – Под мою ответственность отпустила. Это же не Лариса Ивановна, она сейчас в лагере, а Ольге Юрьевне и малышни хватает.
– Меня скоро в лагерь отправят, – вздохнул Митька. – Эх, хорошо бы мне опять заболеть или сломать чего-нибудь.
– Да ты что, Митя! – воскликнула Рокотова. – Разве можно такого себе желать? Да еще из-за лагеря. Уж если тебе так сильно не хочется туда ехать, давай напишу заявление, чтобы тебя нам в семью на остаток лета отдали.
Она сказала это машинально и сначала даже испугалась своих слов, но потом поняла: так будет лучше, присутствие в ее доме Митьки Гуцуева сразу добавит ей столько новых забот, что горевать о Павле будет просто некогда.
