- Да уж... Никогда с таким не встречался. И курьер уже ускакал, как назло. Хорошо, что великолепная младенца спасла, крестила. Ты его проверила?
- Нет пока. Да и не подпускает. Ну, ей виднее. И не должно ничего с ним быть - душу нужно отдать добровольно, а какая у маленького воля?
- В любом случае он теперь христианин, и верю, душа у него будет, и на снисхождение благодати Господней уповаю. А что с прочими делать-то? И вот именно с этим.
- Ну, брюхо пройдёт дня через три. Как у коров. Особенно белые аннонские часто травятся, кстати. А уши... Позвали бы меня раньше, я б их глиной намазала. Но - хороши охраннички, добрый фермер раньше травницу к скотине позовёт. Теперь же - видишь, какие ожоги? Да ещё и руками разодранные... Кожи, считай, вовсе нет. Надо бы их отрезать. А этого... бывшего человека - в тёмный чулан. Он ещё неделю солнечного света бояться будет. А уши заберу, замочу в уксусе, чтобы не сгнили. Уши человека-животного!
Про уши кер-мирддинец переводить не стал. Священнику. Хотя греха и не видел. Они же это... овечьи. А овечьи - хоть в уксусе, хоть в вине. Хоть хранить, хоть в зелье пустить. Да хоть вовсе с кашей да под пиво! Но греки - они же ненормальные. Вдруг не понравится что.
Зато перевёл столпившимся вокруг пленным. Ещё и прибавил:
- И ведите себя тихо. Вся ваша надежда теперь на Гвина. Потому как вам теперь не два пути - наверх или вниз, а один. Кто помрёт - будет просто гнить. И больше ничего.
Вот тут настал вой. Ирландцы, уверившись, что их вождь потерял душу, взвыли. Многие - валились на колени, просили у Анны - глоток зелья, провериться. Надеялись.
А надеялись оттого, что про Гвина только один человек и говорил... Ведь это со стороны Бога жестоко: за глупую - пусть жестокую и доходную шутку над соседями - совсем лишать души.
- А нет больше, - разводила та руками, - всё, что с собой взяла, баран ваш выпил. Это ж не просто так. Это я всю ночь в июне траву собирала, потом мяла, растирала, в глиняном тигле выпаривала... Одной травы ушло двенадцать марок веса. Я думала, мне экстракта месяца на три хватит. Да и зачем вам зря мучиться, скотинки?
Шок был слишком велик. Некоторые требовали, чтобы их повесили! Поскольку они-де лгали о работе на Гвина.
- Мы не можем точно этого знать, а потому не примем грех на душу, - твёрдо отвечал викарий, - вдруг вы лжёте, а король фэйри вас выкупит? Вы слышали приговор. Подождите немного. Опять же, я уже отправил с гонцом письмо в столицу, и очень надеюсь, что преосвященный Дионисий даст мне добрый совет, что с вами делать. Если бы вы просто добровольно отреклись от Христа, тут было б ясно. Но вы и от семени адамова отрешиться ухитрились, Гвин там или не Гвин! Впрочем, молиться за вас не грешно - вне церкви, конечно. Просите христиан молиться за вас - это за любую тварь делать не возбраняется.
- И повесить вас можно, - обрадовала Анна, - без исповеди и причастия, конечно.
- А он не солжёт? - заволновался викарий насчёт Гвина, - смотри, сиятельная Анна...
- Да какая я сиятельная?
- Ты ученица великолепной. Ты просто не можешь быть ниже, - объяснил викарий, - Но если Гвин ложно не признает этих не-людей...
- Будем их называть 'фэйри'. Животными слишком, а настоящие Добрые Соседи на эту кличку обижаются.
- Хорошо. Этих фэйри не признает - мы их повесим. А если они правы, и вешать их необязательно? Выкупить их жизни могла бы и Церковь. Конечно, очень недорого. В надежде, что некогда бывшие христианами существа смогут вновь обрести душу. Хотя бы для Ада. Ибо даже это лучше, чем никакого посмертия вовсе...
- А сидхи не лгут. Даже те, которые склоняются к службе Аду. Ну, наша не испорченная, как её бывший братик. Но пример хороший. Её бывает, не поймёшь, это да. Но неправду не сказала пока ни разу.
- А где у нас ближайшая крепость Гвина?
- Кричащий Холм. Съездим. Людей он чарами отгоняет, но Немайн, пусть крещёную, да сидху, наверняка послушают. А пленных... Я бы их под конвоем - в город отправила. Поживут пока близ предместья. Если они фэйри - пусть бы жили до первой большой вины... Но сэр Эдгар вздумал их повесить у Гвина на виду...
Викарий понял - августу бросят в пасть к демону! С другой стороны, ни одно житие, где поминается Гвин, не оборвалось мученичеством во славу Господню.
- К Гвину пойду я, - вид у викария стал отчаянный, и немного лихой, - он любит насмехаться над священниками. Но ни одного не убил, потому рисковать я не буду. Насколько легче принимать решение, когда оно не грозит ничем, кроме словесных поношений.
- Почему нет, - хмыкнула Анна, - только не забудь это сэру Эдгару сказать, а то он и знать не будет...
Как они летели к подножию сидха, где должен быть расположен вход во внутреннюю часть холма! Вились конские гривы и хвосты, крыльями расправились за спинами всадников плащи и пледы. 'Пантера' скромно плелась позади, как и положено прикрытию, глотала пыль. То, что у сидхи на плече ребёнок, никого особо не волновало - обычное дело для воительницы. Дитя в валлийской подвеске ни копьём колоть, ни из лука стрелять не мешает.
Наконец, у подошвы холма остановились.
- В качестве посла отправится отец Адриан, - объявил сэр Эдгар.
Немайн не возражала. Но - священник повернул с половины пути.
- Не по силам мне, - признал, - Страшно. Знаю, что вера сильнее, а вот...
И его стошнило.
Так что спустя полчаса - сидха бодро шагала наверх. Даже напевать под нос начала, пробуя новый голос. Да, сопрано, и превысокое. И сильное - приходится сдерживаться, чтобы внизу не услышали. И всё- таки - расстояние дальше, голос громче. Негромко, не в полную силу. Но застольная песня из 'Травиаты'... раньше Клирик её пел, как один из гостей - низкому баритону в Альфредах делать нечего. Впрочем, для друзей сходило. Теперь - Виолетта, безусловно. Потом - Аиду. 'Ritorno Vincitor!' Голосу очень хотелось вырваться на свободу окончательно, заполнить всё. Но - пока было нельзя. Хотя Клирик и предполагал, что, прогнав с вершины холма 'барабашку', попеть можно будет в открытую. Прогоняя нечисть. Вопрос - что?
Ближе к вершине приятные размышления сменились практическими мыслями. Клирик поочередно припоминал кандидатов на роль пугалочки. Из описаний - утробное ворчание 'самой земли', белесые фигуры сидхов на гребне, производящие первое осеннее камлание, дрожащая земля - он вывел, что поработали две родственные силы: текущей воды и пенного пива. Подземный ручей, например, вполне мог прорыть себе в теле холма русло, и журчать. Мог стучать, шевелясь от малейшего дуновения, сильно выветренный камень... В любом случае, искать следовало звук, а потому Немайн прекратила петь и насторожила ушки. Оставайся Клирик человеком - намучился бы с поисками. Но длинные стоячие уши хорошо различали и сами звуки, и направление, с которого они доносятся - если точно на них навести. Хорошо кошкам - ушки на макушке. А у сидхи они хоть и вращаются ничуть не хуже - и да, каждое по отдельности! - но, вот беда, торчат горизонтально. То есть поворотом можно легко определить вертикальный угол, с которого доносится звук. А направление в горизонтальной плоскости... Предстояло покрутить головой - как при игре в 'холодно'-'горячо'. А если источник звука скрыт под землёй - и походить. Пройтись в одну сторону. Прислушаться, есть ли звук, и не переменился ли? Ослаб, усилился, стал ниже или выше? Звук хорошо расскажет, какие породы и пустоты внизу - а значит, что нужно делать, чтобы его укротить.
И тут взревело! Земля ушла из-под ног, на голове поднялись волосы, по коже пробежала морозная волна. Желудок взлетел к горлу, дыхание остановилось, а сердце застучало с частотой процессора. А над гребнем, обращенным в сторону залива, закачались бледные высокие тени. Ноги у сидхи подкосились, и она кубарем покатилась вниз, пересчитывая ребрами корни и булыжники. Соображения хватило только прикрыть голову руками. И остро пожалеть, что Анна вчера сняла лубки...
Немайн повезло. Затормозила она не о булыжник. И не об ствол дерева. На её долю достался куст
