- Ну, я ведь купец. Мне сколько ни дай - всё мало. Скажи, зачем эта штука с поддельной одеждой?
- Не веришь, что я решил дать человеку приработок? И прав. Всё просто - вслед за нами появятся другие, и я хочу, чтобы они получили больше баек, и меньше правды. Это всегда хорошо.
- Священник прав? Это аварская машина?
- Эта машина похожа на аварские.
Псевдо-Эмилий замолчал. Вспоминал схемы, которые в него давно, лет пятнадцать назад вбивал тогдашний куратор северо-западного направления. Подчинённому это знать незачем, недотёпе-проводнику тем более напоминать не стоило: у машины не было крепления под мускульный привод, простой и мощный - если к машине есть сотни славян-союзников, чтобы дружно дёрнуть за верёвки. Зато была система взвода, как в катапульте. Неясно, что за сила метала снаряды - но то, что монстр не был ни чисто греческим, ни чисто аварским по происхождению, стало ясно. Помесь. Мул. Если римский онагр взять за осла, а аварский камнемёт - за кобылу. И это наводило на мысли. Неприятные, а главное - преждевременные. Сначала нужно добраться до места, определиться с заказом, развернуть сеть, собрать информацию. И уж потом изобретать версии.
К причалу подошли ближе к вечеру. И тут же заметили странность - над одной из угловых башен вился жёлтый вымпел. Что это значило - никто и предположить не смог. И не рискнул, не желая попасть под перун капитанского гнева - тот глядел грозовой тучей. Собственно, прекрасно знал, зачем, и безошибочно догадывался - кто сопровождает купца. И рад был, что больше ни один капитан не рискнул бы идти океаном на осень глядя - а то ещё неизвестно, который дромон входил бы в устье Туи. А у него - не было выбора. Или поход в стиле Помпея Великого, на осторожное 'Не совался бы ты в бурю. Потонешь.' ляпнувшего достойное мрамора: 'Плыть нужно. Жить - необязательно'. Или интернирование в собственной стране - до весны. Увы, капитан прекрасно знал, кто обещал военные поставки, необходимые Африке как воздух. Тем позорнее было подползать к порту на искалеченном корабле. Особенно после того, как ввиду всех кто был на пристани перед носом имперского корабля прошмыгнул кожаный ирландец. И им занялись в первую очередь. Капитан злорадно отметил - неласково занялись. Оцепили вытащенный на сушу кораблик вместе с командой, пропустили для разговора только двоих, и тех с хорошо вооружённым сопровождением.
Но вот, наконец, дромон встал на место. Замер, забросил швартовочные концы. Спустил сходни. И сразу рядом образовались стражники. Стало ясно - римлянам приём будет такой же, как и ирландцам.
- Мне нужно говорить с начальником порта, - прокричал с борта капитан, - по поводу предоставления обычных услуг - и ремонта.
- Хорошо. Сколько человек будет говорить?
- Я, двое моих людей. И священник. Не то, чтоб он был нужен на переговорах, но он пожилой человек, и плохо переносит жизнь на воде.
- Хорошо. Я вызову для вас сопровождение.
Волей-неволей приходилось признать - комендант и гарнизон в Кер-Мирддине толковые. Вторую крупную банду разбили. Кричащий холм расковыряли. Службу несут, аж тошно...
Шагая к бревенчатому то ли дому, то ли укреплению, в котором обычно обретался начальник над портом, капитан отметил - гражданское население словно смыло. Зато волна перемен принесла множество воинов. Копья, щиты, топоры, иногда - мечи и луки. Всё это разномастно, но движется и действует слаженно и согласованно. Дверь, порожек. И - в лоб:
- Не могли приплыть завтра?
- Не могли. Мы, вообще-то, тонем.
- До утра продержитесь. У пирса мелко, - как ни странно, шуткой это не прозвучало, - если и сядете на грунт, палуба и каюты останутся над водой. Свежую пищу, воду - обеспечим. Остальное - утром. Надеюсь, хоть что-то станет известно!
- О чём?
- О том. Ворота закрыты, - валлиец кивнул на стену, за которой стоял город. - Даже для нас. То, что травит стража со стен - байки, не мне вам объяснять. Что там творится на самом деле, мне сообщить не удосужились. А если б и поставили в известность - так не моё дело слухи делать. Моё дело - порядок в порту. Потому - утром.
Грекам ситуация была знакома. Поняли.
- Хорошо. Личная просьба. Ты меня знаешь, я несколько лет сюда хожу... Пусти в предместье священника. Совсем морская болезнь старика измотала. 'Голова'-то хоть в порядке? Одного человека смогут пристроить?
- Заезжий дом совсем не в порядке... Но одного... Ладно. Если Дэффид меня потом не пришибёт - ты мне должен. Эй, - бритт обернулся и махнул рукой молодому воину. - Проводишь старика...
- Согласен, - капитан перешёл на обычный греческий, который священник понимал, - Вот и всё. Святой отец, я договорился - тебя пустят на берег и проводят на постоялый двор...
- Мне нужно к епископу.
- Завтра попробую договориться. А пока - отдохни немного. Дорога была трудной...
И ещё какой! Но в его жизни бывали дороги и погаже. Что значит гнев морских волн, грозящий погубить тело, в сравнении с ударами валов отчаяния, зыбью неспокойной совести? Но пока и правда, стоило переночевать.
В 'Голове Грифона' людно и суматошно. Праздничек. За стойкой Гвен - храпунья Гвен, повариха Гвен. Тулла честь передоверила, занявшись иным - выселила работников из домика возле пивоварни. Можно было и в самом трактире комнату для больной приготовить - но хмурая Эйлет, поставленная отцом во главу кланового пикета на воротах, ясно сказала - если сидха умрёт, дом, в котором это случится, придётся сжечь. А заодно - что утром Немайн, если будет ещё жива, перенесут за город. То есть в предместье, домой. Значит, следовало торопиться. Вот Тулла и торопилась. Неспешно и по-хозяйски. Сама Глэдис не справилась бы лучше.
Гвен не жаловалась. Старшая сестра взяла не себя самое важное - сохранение трактира. А ей осталась отцовская работа - и она не справлялась. Вместо порядка и спокойного веселья, как при Дэффиде, в пиршественном зале повисло тягостное и нервное молчание. Казалось, все предместья очертя голову ринулись сюда - вызнать, что происходит, из первых рук. А какие они первые? Дэффид сказал Эйлет, Эйлет - Тулле, Тулла - Гвен... Очень хотелось спрятаться под стойку. И пусть Сиан болтает. Она маленькая, её слова ничего не весят.
Так что римскому священнику Гвен даже обрадовалась. Уж он-то не будет расспрашивать, как там младшая сестра, и что намерены делать клан, отец и король! Он спросит комнату, и спросит ужин, и спросит новости - но начать можно будет с новостей старых и попроще. А главное, забота о святом отце - достойное занятие для Хозяина заезжего дома. Даже если он сейчас - молоденькая девчушка, и даже не сидха. Гвен припомнила, как хорошо со стойкой справлялась Майни. На глаза опять навернулась влага.
- Здравствуй, дитя моё, - латынь. Этот язык Гвен немного знала.
В другое время она бы обиделась на 'дитя', но теперь только шмыгнула носом.
- Я пожелал бы тебе доброго дня, но боюсь, он сейчас совсем не добрый, а до ночи не успеет исправиться. Потому желаю, чтобы утро было для тебя лучше вечера.
- Спасибо... Но всё не настолько плохо, чтобы в 'Голове Грифона' усталому путнику не предложили уютный ночлег и вкусный ужин.
- Рад это слышать дитя моё. Выходит, неприятности не очень велики?
- Ой. Для меня велики, святой отец. Когда с сестрой случилось что-то страшное, она лежит при смерти, городские ворота закрыты, и ничегошеньки не ясно, разве этого мало?
Как-то вышло, что скоро римский священник знал больше, чем Гвен. Но и та не ударила в грязь лицом - между словами да всхлипами гость получил просторную комнату со свежей постелью и видом на цитадель, и там же, подальше от суеты и тревоги пиршественного зала, сервированный ужин. Действительно великолепный, даже на вкус столицы мира. То, что изначально трапеза предназначалась епископу Дионисию, но из-за последних событий так к нему на стол и не попала, приезжий священник так и не узнал.
Закончив с едой, он встал, подошёл к высокому окну и, задумчиво разглядывая непонятный жёлтый
