крыльца. Но и парадный вид не сразу повернул ее к радости, она вопросительно заглянула ему в лицо, сказала, что видала плохой сон, потребовала рассказать о рыбе, а потом спросила:
— Серебряную ложку обыскалась, не ты ли стянул?
— Да ты что? Видала, на какой машине я приехал?
— Охо-хо-хо-хо, ничего, должно быть, нет у тебя в голове-то.
Парфеньке стало еще веселее.
— Чеши каждый день, и у тебя ничего не будет.
— Тьфу тебе! И неглаженое все надел. Разоблачайся счас же, поглажу, не срами меня, окаянный!
— Некогда, потом. — И побежал к машине. Усевшись на переднее сиденье, лихо выставил локоть из окна дверцы и оглянулся: старуха стояла у ворот и в волнении жевала дрожащими губами кончик головного платка. — До свиданья, Поля.
Она всхлипнула и погрозила ему кулаком. Должно быть, жалела свою ложку. В такие-то минуты! Вот память у бабы! А молодая-то была — не то что ложку, бисеринку не унесешь. [6]
— Чего это у тебя складки не вдоль, а поперек костюма? — приметил Митька, когда выехали на большак. — В сундуке, что ли, прячешь?
— Мода такая пошла. Балагуров велел. Ты, говорит, теперь герой, на тебя все глядеть станут. Вот побриться забыл, да я думаю, сойдет, на прошлой неделе только брился. А?
— Если герой, сойдет, — успокоил Митька. — А что ты сотворил такое? Рыбу опять большую поймал?
— Рыбу, чего еще. Тут больше ничего не водится.
— А шуму подняли как о чуде. Везучий ты.
Парфенька кивнул головой в кепке-восьмиклинке с большим козырьком и пуговкой на вершинке. До войны еще покупал, а как новая — умели шить, бывало.
Обстановка на берегу Ивановского залива оставалась спокойной. Начитанный Витяй развлекал у ветлы начальство и газетчиков:
— А чего, дорогие товарищи, тут особенного — работа, она и есть работа. Труд, если говорить кратко. Вспомните пословицу: как потопаешь, так и полопаешь. В народе сложена. А народ зря не скажет, верно? Если не потопал, откуда быть аппетиту. Вот лодырь и не ест, лежит голодный, а ем я, труженик, ударник. Как я стал ударником? Да все так же: наешься до отвала, размяться надо? Надо. Ну и начинаешь что-нибудь делать. А потом втянешься, забудешься и вкалываешь до гимна. Опять же родители непьющие. Отец, правда, на пенсии и занялся, как видите, фантастикой, чудесами, зато мать трудится как «маяк», и еда есть всякая. Значит, и работаешь всегда без остановки.
Слушатели Витяя тоже были не без зубов и готовились показать их, но приехавший Парфенька отвлек все внимание на себя. Газетчики раскрыли фотокамеры, торопливо защелкали и разлетелись с вопросами, но их оттер Балагуров.
— Ты что, в багажнике ехал, сложенный втрое? — рассердился он. — И не побрит. Сейчас же марш в Ивановку, пусть Семируков организует.
— Он на сенокосе, — сказал Парфенька.
— Приехал уже. Во-он его «козел»[7] стоит у конторы.
— Одну минуточку! — выскочил вперед Комаровский. — Всего несколько вопросов…
Но Парфенька уже спрятался в машину, и она покатила.
— Виктор ответит, — успокоил Межов газетчиков. — Не дурачься, Виктор, ты же сам помогал вытаскивать рыбу.
— Помогал. А что с того? Портрет мой напечатают?
— Тиснем, — сказал Мухин и нацелился камерой. Витяй закрыл лицо руками:
— Все расскажу, только не снимайте. — И стал рассказывать о наяде и Лукерье, а газетчики застрочили в своих блокнотах.
Тут пришли во главе с Голубком нарядные кормачи и птичницы, представились: Машутка, Дашутка, Степа Лапкин, Степан Трофимович Бугорков.
Оба кормача — Витя обнимал их за плечи, похлопывал, хвалил — были чисто побриты, благоухали тройным одеколоном (один флакон вылили на себя, а другой выпили) и краснели, удавленные пестрыми галстуками.
Пожилые птичницы оделись во все черное, чтобы не сглазить удачу.
— Бог со своим, нечистый — со своим, — пояснила Машутка. — А мы его черным-то нарядом враз собьем с толку.
— Эдак, эдак, — поддержала Дашутка. — Пусть думает, что у нас беда, похороны.
— Предрассудок, — сказал Комаровский. — Становитесь в ряд, я сниму вас на фоне машины с рыбой.
— Почему ты? — налетел Мухин. — У тебя же снимки не получаются. Минутку, товарищи!
— Как не получаются? Это у тебя без подписи не узнаешь, а у меня…
Они заспорили от досады, что и этот «гвоздевой» материал пойдет опять за двумя их подписями, хотя так бывало всегда. Им пора бы привыкнуть к соавторству, но Мухин и Комаровский не могли освободиться от чувства соперничества, несмотря на то что знали друг друга еще по институту и сотрудничали в газете не один год. Напористому Комаровскому не хватало терпеливо-липкой настойчивости Мухина, а Мухин не мог обойтись без наглого напора Комаровского. Газетчикам вредны деликатные церемонности интеллигента, считал он.
— Как же надоел ты мне, Комар! — затосковал Мухин.
— Да? А я от тебя в восторге!
Вмешался Межов:
— Постыдитесь, вы на работе. Распределите обязанности и не спорьте, а то вызову редактора. Подумали бы лучше, как подать этот материал.
— Подадим как обычно, не беспокойтесь, — заверил Мухин.
— Будто ничего не случилось, — поддержал Комаровский.
— Как же не случилось, когда такая исключительная победа. Подумайте-ка.
Газетчики опять взялись за кормачей и птичниц, а Балагуров с Межовым отошли в сторонку, чтобы обговорить меры по окончательному вылову и транспортировке рыбы, дарованной нечаянно всемогущей природой.
VIII
Дальнейшее развитие невероятного события грозило вовлечь и вовлекло множество новых людей, поэтому жизнь Хмелевки и Хмелевского района потекла с большим ускорением. Чтобы не допустить ее выхода из-под контроля, в тот же день был создан чрезвычайный штаб во главе с Балагуровым и первым его заместителем Межовым. Кроме Межова было назначено еще семь отраслевых заместителей: 1. по оргвопросам — директор совхоза «Волга» Мытарин; 2. по материально-техническому снабжению — главный инженер районной «Сельхозтехники» Веткин с помощником С. Буреломовым (Сеней Хромкиным); 3. по охране общественного порядка — начальник районного отделения милиции подполковник Сухостоев; 4. по связи — майор Примак (привлечен на общественных началах); 5. по культуре — бывший секретарь райкома комсомола, ныне завотделом культуры при райисполкоме Анатолий Ручьев; 6. по санитарно-гигиеническому и медицинскому обеспечению — главврач районной больницы Илиади; 7. по хозяйственно-бытовому обеспечению — председатель райпотребсоюза Заботкин.
Вскоре выяснилось, что нужен еще один заместитель — по специальным вопросам (ведь неизвестно еще, кто пойман, рыба или речное животное), но поскольку штаб был уже утвержден и обнародован по районному радио, спецфункции были возложены на Мытарина (зоотехник по образованию, сумеет накормить любой живой организм), с разрешением иметь ему двух референтов. Такими референтами стали инспектор
