про светильники, когда она произнесла:
— Скоро они уедут!
— Кто? — спросила я.
— Пуритане. Они хотят молиться свободно и говорят, что единственное место, где они могут это делать, — Голландия.
— Дикон поедет с ними?
— Да, — сказала она.
— Тебе будет не хватать его.
Она не ответила. Я редко видела ее такой грустной. Затем она принялась говорить о пуританах: они смелые, они ненавидят красоту, веселье и все, что делает жизнь интересной для нее, но, тем не менее, она не может не восхищаться ими. Это люди, которые умрут за свою веру.
— Представь себе, Тамсин! Это в своем роде благородно. — Она внезапно рассмеялась. — Дикон подвергается сильному искушению, я вижу это. Он хочет быть пуританином, но все его существо восстает против этого так же, как и мое бы восставало. Для него это постоянная битва, а это так захватывающе! Ты же хочешь, чтобы все было мирно, ты всегда этого хотела, и не потому, что у тебя не хватает души, но просто ты — не искательница приключений, Тамсин. Ты образ матери, ты создана, чтобы любить и защищать. Я не такая, я любовница… мой жребий — соблазнять, заманивать и вести себя непредсказуемо.
— Ты и правда такая, — ответила я резко. — Зачем ты ходишь к этим пуританам? Я знаю, зачем: потому что это опасно. Скоро законы против них станут еще строже, их будут преследовать. Наверное, люди всегда будут сражаться и убивать тех, кто не согласен с ними. С одной стороны — католики, с другой — пуритане, но и те и другие считаются врагами церкви!
— Король ненавидит их: пуритан, колдунов и католиков, пытающихся взорвать его парламент! Король — странный человек. Говорят, он очень умен, знаменит своей мудростью, но он любит удовольствия так же сильно, как пуритане их ненавидят. Томас Гренобль рассказывал мне, что он проводит много времени на петушиных боях и платит их хозяину двести фунтов в год — столько же, сколько своим секретарям. Но он трус! Его одежда специально укреплена, чтобы защитить от ножа убийцы, он боится, что его убьют. В Лейден-холле обсуждают все это и собираются убежать. Не то, что они действительно убегают… Это храбрые мужчины и женщины, и их ожидает много опасностей. Но их это не волнует, они строят изумительные планы, они не собираются оставаться в Голландии.
Ее глаза сверкали. Я видела, что она мысленно следует за пуританами; ее ожидали опасности, и она представляла себя рука об руку с Диконом.
— Несколько лет прошло с тех пор, как сэр Вальтер Рэйли обнаружил прекрасную землю, которую он назвал в честь королевы Елизаветы — Виргинией. Эта земля находилась далеко за океаном. Они говорят о Виргинии.
— Да, была такая колония, — заметила я, — но теперь она заброшена.
— Это земля, богатая фруктами и овощами. Может быть, пуритане поселятся там. Они создадут новую страну, где все люди свободно смогут следовать своей религии.
— При условии, — добавила я, — что эта религия не войдет в противоречие с той, которую установят пуритане.
Сенара несколько минут смотрела на меня серьезно, затем разразилась хохотом.
— О, дело не в религии, Тамсин! Дело не в том, будешь ли ты склоняться ниц двадцать раз в день или зарабатывать воспаление в коленях, стоя на каменном полу. Какое мне дело до этого! Это приключение. Это великолепно: отправиться в такое путешествие… не зная, умрешь ли ты по дороге или выживешь. Опасности, с которыми придется столкнуться, — вот до чего мне есть дело!
«Все это, — подумала я, — и Дикон». Мне было очень тяжело, когда я думала о том, что с ней будет, когда Дикон уедет.
***
На следующий день отчаянный шторм, разыгравшийся предыдущей ночью, стих, а на внутреннем дворе Морской башни была порка.
Об этом нам рассказала Мэри со страдальческим выражением лица. Я понимала, что она вспоминает, как ее Джон Левард был так же унижен. Этот слуга, говорят, оскорбил хозяина. Это было ужасным событием. Слугам Морской башни было приказано собраться во внутреннем дворе и наблюдать за поркой. Женщины не смотрели: они расселись и занялись приготовлением мазей и бинтов, чтобы обработать раны страдальца, когда его отвяжут от столба и без сознания оттащат в башню.
Порки случались редко, что, без сомнения, делало их более устрашающими. Последняя была, когда били Джона Леварда. Я знала, что Мэри так и не смогла пережить это, а также того, что потом мой отец целый год не давал им разрешения пожениться. Он сказал Джону, как Мэри рассказала Сенаре, что не хочет иметь непослушных слуг, и, пока Джон не подтвердит свою преданность, он не может жениться. Я иногда наблюдала за лицом Мэри, когда упоминалось имя отца, и видела отчаянную ненависть в ее глазах.
Весь день в замке было тихо: все обсуждали порку. А через несколько дней пришло хорошее известие. У нас появился гость. Он хотел увидеть моего отца и лично поблагодарить его. В ночь шторма его судно едва не потерпело кораблекрушение на «Зубах дьявола», но он вовремя увидел предупреждающие огни. Если бы не это, его корабль, гонимый ужасным ветром, без сомнения, разбился бы. Это было как деяние Бога. Корабль плыл прямо на скалы, когда он успел увидеть огонь. У него были причины быть благодарным Касвеллинам. Груз, который он вез, был одним из самых богатых, которые он когда-либо перевозил: золото, слоновая кость и пряности из Африки. Гость целый день просидел, выпивая с отцом. Кроме того, он заявил, что отправил несколько бочек прекраснейшего красного вина для слуг.
Когда я обдумала это, я вспомнила, что это ведь я зажгла светильники. Я не смогла удержаться, чтобы не рассказать об этом Сенаре. Когда мы разговаривали, вошла Мэри.
— Мне очень приятно, — сказала я, — что я спасла этот корабль. Той ночью кто-то забыл зажечь светильники. Слава Богу, что какое-то чувство послало меня туда как раз вовремя.
Сенара и Мэри пристально посмотрели на меня.
Мэри сказала:
— Значит, это были вы?
— Однако, — воскликнула Сенара, — тогда вино должно быть твои! — Потом она добавила:
— Но если ты расскажешь об этом отцу, будут неприятности.
Что она имеет в виду? Конечно, будут неприятности: то, что светильники были не зажжены, означало, что кто-то не выполнял своих обязанностей. Такой промах мог стоить многого, а мне не хотелось новых порок во внутреннем дворе башни.
Через неделю пришла новость из Лайон-корта. Моя бабушка захворала и вспомнила, что уже давно не видела меня. Отец сказал, что я могу поехать навестить ее, и впервые Сенара не настаивала на том, чтобы сопровождать меня. Я объяснила это так: если бы она поехала, то не смогла бы совершать свои теперь регулярные визиты в Лейден-холл и скучала бы по Дикону.
Я нашла бабушку слабой, но она изрядно взбодрилась, увидев меня. В Девоне весна наступает рано, и мы могли сидеть в саду. Я была счастлива, что вижу ее, но мне было грустно, когда я вспоминала, как мама любила кормить павлинов, как они подходили к ней, чтобы с высокомерным видом взять горох, который она предлагала им.
Бабушка хотела знать о жизни в замке, и я с удовольствием рассказала ей, как обнаружила, что светильники на башне не зажжены и как своим поступком спасла корабль. Бабушка посчитала эту историю замечательной и заставила меня повторить ее несколько раз. Она спросила про отца и мачеху, счастливы ли они вдвоем? Я считала, что счастливы. Отец — не тот человек, который будет страдать молча, а что касается мачехи, то по ней ничего невозможно понять, но она выглядела, как обычно.
— А Сенара?
— Сенара интересуется семейством пуритан, поселившихся неподалеку от нас.
— Сенара и пуритане? Это невозможно!
— Сенара такая странная. Иногда мне кажется, что я совсем не знаю ее.
— Но все же вы очень любите друг друга.
— Да, как сестры.
