— Если бы у меня было много свободного времени, я бы написала роман о женщинах-домохозяйках. И назвала его 'Взгляд из кухни'. Знаешь сколько умных мыслей приходит к стоящей у плиты женщине?
Евгения не может понять: Юля говорит серьезно или шутит? Она обо всем рассуждает таким ровным и спокойным тоном, что о владеющих ею эмоциях можно только догадываться.
Приходят эти мысли у плиты, ещё как приходят! Порой вместе с осознанием собственной беспомощности — ты ничего не можешь изменить! и озарением: оказывается, воспитание детей считается почему-то делом нетрудным и, в конце концов, воспитание человечества сваливается на хрупкие женские плечи. Но так как женщины за свой труд не требуют награды, то и их подрастающие сыновья, уходя в политику об их бесценном вкладе забывают. Не дай Бог так воспитывать детей, как мужчины управляют страной!
В это время мужчины так дружно хохочут. Что она от неожиданности вздрагивает.
— О чем это они?
— Роберт рассказывает анекдот из жизни, — уголками губ улыбается Юлия. — Наш старенький на днях учудил. Взял из видеотеки кассету с порнофильмом и стал смотреть вместе с младшим. Обнаружили это случайно. Старший. Вадик, с перепугу вложил кассету не в тот футляр. Отец разозлился, хотел его наказать, но младший решил вступиться: 'Да ничего такого на этой кассете нет! Трахаются, да и все!' Папа Робик от неожиданности чуть ложку не проглотил — за обедом это случилось.
— Мой сыночек тоже смешил нас в свое время. Года четыре ему было. Входит муж в комнату, а он под раскладушкой лежит. 'Что ты здесь делаешь?' — Он приложил палец к губам и говорит: 'Тихо, папа, сейчас сюда мама переодеваться придет!'
Теперь смеются женщины. Они ещё некоторое время переговариваются, вспомнив, как у той, и у другой собеседницы матери говорили в таких случаях одинаковую фразу: 'Когда я ем, я глух и нем!'
— Родители от детей обычно требуют того, что сами постоянно нарушают. Оттого дети и слушают их неохотно: значит, ему можно, а мне нельзя? — грустно комментирует Юлия.
Но тихая грусть, потому что после обеда всех охватывает умиротворенность: одни приходят в себя после дороги, другие обрели наконец приятную компанию.
— Чем займемся теперь? — потирает руки Виталий. — У нас с Женей в запасе трое суток, и мы намерены отдохнуть на полную катушку!
— А мы на этот час заказали кегельбан, — сообщает Роберт. — Предлагаем присоединиться и организовать команды. Можно семья на семью или слабый пол на сильный…
— Или крест-накрест, — предлагает Юлия. — Я предлагаю обменяться партнерами… Успокойся, только на время игры!
— Как поп на медсестре, что ли? — осведомляется Роберт.
Евгению коробит его шутка. Интересно, почему он все время говорит жене гадости?!
— Не смешно, — фыркает Юлия.
— Но я даже не умею держать в руках кегли! — жалуется Евгения.
Остальные дружно хохочут.
— Кегли в руках никто и не держит, глупенькая, — касается губами её уха Виталий. — А шар бросать мы тебя научим!
Кегельбан оказывается большим залом, посреди которого несколько узких дорожек с бортами, по ним гулко катаются шары. В конце дорожек — ряды кеглей, которые и сбивает брошенный рукой игрока шар. На электронном табло при этом высвечивается результат — по количеству сбитых кеглей.
Минут пять Евгении дают потренироваться. И вправду, бросок она осваивает довольно быстро. И что странно, самой меткой из них оказывается тоненькая, хрупкая Юлия. По её предложению Роберт играет с Евгенией, а она с Виталием. Борьба, как говорится, идет с переменным успехом, но опыт все же побеждает. Выигрывают Виталий и Юлия, чему ни Роберт, ни Евгения не очень огорчаются.
Они так и выходят из кегельбана игровыми парами. Евгения держит под руку Роберта и он, будто невзначай, крепко прижимает руку её к своему боку.
— Правду говорят, все анекдоты из жизни, — решает разрядить Евгения возникшую между ними паузу — как будто в воздухе что-то пронеслось, настораживая. — Один российский турист приехал в Варну на двенадцать дней. Одиннадцать из них он беспробудно пропьянствовал в номере. 'Как тебе понравилось море?' — спросили его. 'А что, здесь ещё и море есть?' — удивился он.
— Намек поняли! — кричит Виталий. — Сейчас быстренько поднимаемся в номер, хватаем купальные принадлежности…
— Зачем? — удивляется Роберт. — Кто же это в темноте в плавках купается?
— Значит, будем голышом? — радуется Виталий.
— Конечно! Ночное купание должно быть только о`натюрель, как говорят французы.
— Но у нас нет даже полотенца…
— У нас два, обойдемся! Здесь их меняют каждый день.
Сколько ещё Евгении предстоит преодолевать! Она вспоминает миниатюру Хазанова, в которой молодой человек мучительно старался при всем честном народе на пляже снять плавки, чтобы доказать, что 'мы — звери'! Теперь её очередь — купаться голой при посторонних? К своему обнаженному телу Евгения до сих пор все ещё не привыкла. Неужели нельзя как-нибудь отказаться?
Роберт с Юлией уводят их в сторону от ярко освещенного берега. Здесь, на пляже, такая темнота, хоть глаз выколи! То есть чуть поодаль плещут огнями аллеи, освещены кабинки для переодевания, причудливой башней светится лифт. Еще одно поразившее её усовершенствование: лифт на море. Даже строчка какая-то в голове зашевелилась: 'Меня на море привозит лифт…'
Здесь, у воды полоска темноты. Тьмы. Власть ночи…
— Девочки налево, мальчики направо! — бодро командует Роберт.
— Ты что, никогда не плавала в море ночью? — по своему истолковывает её молчание Юлия.
— Никогда.
Все предыдущие годы летний отдых на море она проводила с Аркадием. Ему бы и в голову не пришло купаться ночью! 'Дикость какая!' — сказал бы он, не говоря уже о том, чтобы плавать голыми.
— Может, ты и голой плавать стесняешься? — угадывает Юлия; пока Евгения медлит, она уже разделась.
Подождав, пока Евгения, торопясь, обнажится, она берет её за руку и ведет за собой к воде. Рука у Юлии узкая, немного шершавая на ладони.
— Трудовые мозоли пробуешь? — посмеивается она. — Это кухня, деточка! Попробуй каждый день накормить трех мужиков!
Мелкая галька под ногой приятно холодит ступни.
— Не бойся, мы с Роби ещё днем здесь все обследовали. Пляж чистый. Соседнего пансионата. Просто он не так богат, чтобы ещё и ночью освещать море.
Почему-то днем не чувствуешь таких подробностей: Евгения входит в воду, по-прежнему держась за руку Юлии — вот вода омыла щиколотки, поднялась до колена. Бедер, медленно прикрывает живот и будто легкая рука приподнимает груди, погружая их в воду. Евгения медленно плывет. Впереди уже плещутся рванувшиеся наперегонки их мужчины…
Где-то позади остался сверкающий берег, звуки музыки, людской смех, а здесь все перекрывает плеск погружаемых в воду рук…
— Только попрошу не подныривать, — просит Юлия, — я вовсе не хочу выглядеть медузой Горгоной с торчащими во все стороны волосами.
— Устанешь, держись за мое плечо, — ласково советует подплывший к Евгении Виталий.
Роберт, услышав, хмыкает.
— Мне сказать такое и в голову не стукнет. Скорее, мне придется держаться за Юлькино плечо — она плавает, как рыба. Когда-то давно, в наш медовый месяц на море, она нырнула и, наверное, с минуту не показывалась. Я чуть не поседел от страха!
— Ну уж и минуту! — говорит подплывшая Юлия — Каких-нибудь секунд тридцать, не больше!
Все плывут медленно, даже лениво, а она и вправду, как серебристая рыбка оказывается рядом то с одной, то с другой стороны от них. Будто успевает сплавать по каким-то своим рыбьим делам, а потом возвращается, узнать: ничего интересного не случилось в её отсутствие?
