несчастный Мурашов не сделал мне никакого снисхождения, не принял в расчет мои чувства — я только что потеряла мужа! — а сразу потащил меня в отдел, как будто в чем-то подозревает.
— В каких отношениях вы находитесь с господином Забалуевым? — без подготовки спросил он.
Я была так изумлена нелепостью и несвоевременностью вопроса, что даже забыла покраснеть или просто смутиться. Даже если его отдел, кроме насильственных смертей, ведет учет греховных поступков граждан, это не дает ему права говорить со мной в таком тоне!
— А что, его тоже убили? — на всякий случай поинтересовалась я.
— Почему убили? — теперь показался озадаченным Мурашов. — Никаких таких сведений у меня нет.
— Тогда при чем здесь Забалуев и смерть моего мужа?
— Странно, вы даже не уточнили, о каком именно Забалуеве идет речь.
— Но вы тоже не уточняли, — огрызнулась я. — Следовательно, речь идет именно о том Забалуеве, которого мы знаем оба. При том, что наш город не самый маленький в России. С приезжими миллиончик наберется! И много тем не менее Забалуевых у нас на слуху?
— Один, — нехотя признался Мурашов. — Похоже, вас голыми руками не возьмешь.
— А вы хотели взять? — неприязненно осведомилась я.
Неожиданно Мурашов улыбнулся.
— Хорошо, не будем ссориться. Вы не можете понять, откуда ветер дует, не так ли? А к нам в отдел — странное совпадение, вы не находите? — поступил сигнал о том, что у вас с Забалуевым роман и он якобы хвастал при свидетелях, что соперника с дороги уберет…
Я опять почувствовала, как в районе солнечного сплетения у меня появилась холодная пустота.
— Вы думаете, что это дело рук Забалуева? — Внезапно я почувствовала, как у меня пересохло во рту.
— Вы как одесситка, отвечаете вопросом на вопрос. Без подробностей: у вас с Забалуевым роман? Да или нет?
— Нет! — выкрикнула я и неожиданно для себя расплакалась.
Мурашов, похоже, к этому приготовился, но все равно был смущен.
— За что? Ну за что вы меня так мучаете! Только что убили моего мужа. Мне хотелось бы остаться одной, осознать случившееся, а вместо этого я из последних сил пытаюсь собраться с мыслями, чтобы отвечать на ваши глупые вопросы. А дело всего лишь в том, что по заданию главного редактора — можете у него поинтересоваться — я написала о Забалуеве очерк по типу скрытой рекламы. В зачет выборной кампании. Очерк понравился, и Забалуев пригласил меня к себе на работу. Достаточно этого, чтобы считать, будто между нами роман?
Мурашов смутился.
— Глупо, конечно, но, думаю, на моем месте всякий бы поинтересовался, пусть даже это была всего лишь анонимка… Но слишком уж она вовремя пришла. С разрывом всего в три дня.
— Я ничего не понимаю…
— Вот и я тоже подумал, кому понадобилось впутывать в это дело Юрия Иннокентьевича? Якобы он нанял киллера для того, чтобы убить мужа журналистки Рагозиной только потому, что положил на эту женщину глаз… Ну и так далее. Мы еще смеялись. Всякие письма приходилось получать нашему убойному отделу, но чтобы такого плана… Простите за глупый вопрос.
— Ладно уж, чего там, — отмахнулась я и спросила: — Теперь я могу идти домой?
Кажется, он предложил довезти меня, но я была уже по горло сыта контактами с нашими внутренними органами, так что предпочла доехать до дома на такси.
Дома я с ходу прошлась по комнатам, словно могла отыскать в своей квартире кого-нибудь постороннего или неожиданно прибывшего гостя, но нашла лишь Галочку, спящую в детской. Она даже не разделась. Наверное, ждала меня, а потом сон ее сморил.
Бедная девочка! Конечно, ее беда по сравнению с моей всего только маленькая бедка, но и у моей младшей, похоже, в жизни не много хорошего. Я сняла с нее джинсы и прикрыла ее пледом.
— Леночка, — встрепенулась было она, — как дела?
Как могли быть мои дела?
— Спи, утром поговорим, — успокаивающе произнесла я; мне было не до разговоров. Хотелось остаться одной.
Сестра покорно заснула. Я взяла сигареты, хотя обычно не курила, держала для своей подруги Шурика, пепельницу и села в кухне за столом.
В доме было тихо, как бывает лишь глубокой ночью. Я скользнула взглядом по часам — половина четвертого. Голова была тяжелой и будто забитой всяким мусором, но спать не хотелось. Может, выпить?
Я достала из холодильника початую бутылку водки, с полки хрустальный бокал, налила и залпом выпила половину. Странно, что обычно я запиваю водку чем-нибудь, в противном случае она встает в горле колом, но на этот раз спиртное проскочило как вода. И зажженная сигарета воспринялась как привычная, не заставила меня кашлять… Все происходило так, будто я в один момент стала другим человеком потому, что этого требовали обстоятельства моей жизни.
Значит, вот как обернулась моя ломка. Так я назвала собственный поступок, мне несвойственный. Тот, когда я уступила домогательствам Забалуева и сделала то, чего прежде никогда не делала.
С другой стороны, что-то здесь было не так. Вместе с капитаном Мурашовым я чуть было не поверила анонимному письму, будто Забалуев ради меня мог пойти на убийство. Здесь дело даже не во мне. Забалуев вовсе не дурак, и он мог понять, что та ночь между нами оказалась для меня вовсе не позором, а потрясением, открытием меня самой как женщины.
Наверное, и для постели, и для жизни мне просто нужен был мужчина постарше, тот, кто бы понял меня и в какой-то момент сумел бы подчинить, забрать под свою власть, где я бы могла предстать совсем другим человеком, раскованным и свободным.
Бедный Женя! Он умер, так и не узнав, что я не просто предала его ради него самого, а уже тогда поняла, что, увы, не мой муж — моя половинка и мужчина моей жизни.
Не подходила мне роль наставницы и воспитательницы при моем муже, а он, похоже, инстинктивно этого ждал. Твердой руки. Непререкаемого авторитета. Для этого я была слишком слаба… Нет, не слаба. Просто другая.
Забалуеву не надо было никого из-за меня убивать, потому что я и так принадлежала ему. Мы оба это знали, и если я дала себе слово больше с ним никогда не встречаться, то это ничего бы не изменило. Это был мой мужчина, как ни кощунственно сегодня это звучало.
Потому он и приглашал меня к себе на работу, и звал с собой в ресторан как свою женщину, и был страшно удивлен, что я упираюсь и не хочу понимать очевидного.
Наверное, он все равно каким-то образом бы добился, чтобы я стала с ним встречаться. И ему не помешал бы живой Женя, вот почему ему не нужно было его убивать.
Но тот, кто написал это письмо, решил свалить именно Забалуева, обвинив его в убийстве. Неужели моего мужа убили только поэтому?!
Конечно, нет. Просто для кого-то его убийство оказалось удачным совпадением, решением какой-то проблемы…
И тут заквакал домофон. И это в половине седьмого утра! Как, однако, быстро пролетела ночь! И я не удивилась, когда услышала голос моей подруги Александры:
— Кто-кто, я и не в пальто! А не мешало бы, потому что утро нынче холодное, как на Северном полюсе!
Так уж и на полюсе! Просто вчера прошел дождь, и сегодня с утра было градусов двадцать, температура не для легкого сарафана на тонких лямках. Я открыла ей дверь и сразу поставила на огонь джезву — Шурик всегда и везде первым делом требовала сварить ей кофе.
Господи, как вовремя она пришла! Моя единственная любимая подруга, которая всегда появлялась в нужный момент, тогда, когда я сходила с ума, занимаясь то ли самоедством, то ли ревизией прожитой жизни…
— Ну да, это я, и нечего смотреть с таким удивлением. Смотри лучше за кофе!.. Ого, это ты столько
