величество, ничего нет, кроме песков, каких-то колючек и двух-трех видов ящериц, которым безразличны бытовые удобства. Но у нас есть все, и прежде всего — вода.
— А море? — спросил Ренье робко. — Разве там, дальше, нет моря? Оно тоже дает жизнь.
— Морскую воду нельзя пить, — презрительно произнес Эмери. — Она убивает.
— Да, ты прав: там, где заканчивается земля ее величества, тоже есть море, — отозвался Адобекк, — но жизни там почти нет. Эльсион Лакар — вот что дает жизнь нашей земле. Пока ею владеют потомки эльфов, мы будем процветать. Запомните это.
И вот теперь, когда дядя Адобекк свалился на них и утащил с собой в столицу, заставив бросить Академию и беспечное времяпрепровождение в Изиохоне, они вспомнили тот давний разговор и не задавали новых вопросов.
Первый день пути прошел спокойно, хотя в душе у обоих братьев все так и кипело: столица! королева!
Адобекк настоял на том, чтобы Эмери ехал с ним в экипаже, в то время как Ренье верхом на лошади выплясывал рядом и время от времени всовывал голову в окошко. Эмери дремал. Жесткие колеса стучали по выбеленной солнцем дороге. Музыка этого дня была простоватой, однообразной, но довольно веселой: под нее хорошо и работать, и танцевать, и дремать, если она звучит не очень громко.
Солнце приглядывало за путешественниками, но в конце концов утомилось и оно, и когда свет дня начал стремительно гаснуть, впереди показалась таверна.
«Сердце и гвоздь», — объявил Адобекк, выпрямляясь на сиденье экипажа и потягиваясь. — Наконец-то! Здесь и отдохнем. Ренье, ты займешься лошадьми. Эмери пойдет со мной договариваться насчет комнат.
Таверна была старой, весьма почтенной с виду: длинное двухэтажное бревенчатое здание с навесом и хозяйственными пристройками во дворе. Солнце в последний раз метнуло длинный луч, ухватило Ренье за щеку и скрылось.
Адобекк шагнул к порогу, а затем пропустил Эмери вперед себя, остановился на миг и огляделся по сторонам. Затем оба скрылись. Ренье остался в густых сумерках с лошадьми. Запряженная в экипаж пара молча понурилась, а верховая лошадка фыркала и мотала головой, и Ренье рассеянно погладил ее по морде.
Почти тотчас на пороге показался слуга с лампой. Он зажег фонарь над входом, потоптался, высматривая Ренье, а после подошел к нему.
— Вы — тот молодой господин, которому надо завести лошадей в конюшню? — спросил он, щурясь.
— По-видимому, — ответил Ренье весело.
Вдвоем они управились быстрее, чем поначалу предполагал Ренье. Адобекк со старшим братом уже переоделись, но к ужину без Ренье спускаться не стали, ждали, пока тот сможет к ним присоединиться.
— Здесь всегда отменно кормят, — сообщил Адобекк, когда им подали запеченную птицу с яблоками, взбитый пудинг с румяной корочкой и молоко в высоких кружках. — Однажды я пробрался на кухню и подсунул в гуся свой старый башмак — то-то удивились важные господа, когда им подали эдакую фаршированную диковину!
— У трактирщика, наверное, были неприятности, — предположил Ренье.
Адобекк покачал головой.
— Никаких! Это же были господа с севера.
— А, — сказал Ренье, жуя.
Эмери отодвинул от себя тарелку.
— Устал. Пойду спать. Ренье, у нас общая комната так что постарайся не очень грохотать, когда поднимешься наверх. Я оставлю тебе лампу.
— Угу, — сказал Ренье.
Вместе с дядей они прикончили птицу и уничтожили пудинги, включая и тот, которой расковырял Эмери. Посидели еще немного, наслаждаясь тем летучим, особенно остро воспринимаемым мгновением покоя, которые случаются только посреди путешествия. Затем юноша начал клевать носом, да и немолодой придворный тоже почувствовал себя отяжелевшим.
Ренье еле добрался до кровати — он рисковал заснуть прямо на лестнице, так что Адобекку пришлось в последний раз за этот день взять себя в руки и дотащить племянника до комнаты.
Однако стоило королевскому конюшему лечь в постель, как сонливость его пропала. Он лежал в темноте с открытыми глазами, слушал, как ровно дышат во сне мальчики, и беспокойно думал о своей затее. Он не раскаивался в том, что привлек юных родственников к своему замыслу. В конце концов, они обязаны служить королевскому дому и знали об этом с раннего детства.
Тревога королевы стала ощущаться в последние несколько лет особенно остро. Адобекк, как и некоторые другие выпестованные ее величеством вельможи, не раз задумывался о причинах этой тревоги.
Их было несколько, но главная — с каждым новым поколением кровь Эльсион Лакар все больше разбавлялась человеческой. Принц, наследник ее величества, был, вероятно, последним, кого земля могла воспринимать как эльфа. Следующий потомок королевского рода уже будет обыкновенным человеком. А обыкновенный человек, даже очень благородный, отважный и справедливый, не сумеет уберечь страну от катастрофы. Пустыня надвинется на города и плодородные поля и поглотит их.
Однажды вечером королевский конюший застал ее величество возле лошади, недавно купленной для принца.
Это была симпатичная четырехлетка с пятном на лбу. Пятно напоминало цветок и придавало лошади кокетливый вид, как будто она нацепила причудливую шляпку и из-под нее строила глазки. Вероятно, животное понимало, что выглядит очаровательно, потому что охотно хлопало ресницами и тянуло мягкие губы за угощением.
— Ваше величество! — обрадовался конюший. — Как вам нравится моя последняя дама?
Королева обернулась.
— Я знала, что застану вас здесь, — проговорила она, чуть улыбаясь.
— Ну, это же естественно. Где еще быть главному королевскому конюшему, как не в стойле? — небрежно отозвался Адобекк и тряхнул манжетами. Их украшало прорезное шитье, и они были ровно в два раза длиннее кистей — как у заправского бездельника.
Королева протянула ему руку. Вместо того чтобы поцеловать ее, Адобекк взял тонкую кисть королевы в ладонь, поднес к своему лицу и осторожно приложился щекой. Затем, чуть повернув голову, перетрогал губами каждый пальчик.
— Рассказывайте, — прошептал он. — Расскажите мне все свои тревоги, а я пооткусываю им головы, одну за другой.
Он осторожно прихватил зубами крохотный мизинчик королевы, но тотчас выпустил ее руку и чуть отступил назад — не ради того, чтобы подчеркнуть расстояние, отделяющее обычного дворянина от царственной особы, но желая полюбоваться ею чуть со стороны.
Королева чуть склонила голову набок. Лошадь коснулась ее уха мягкими губами, и королева ласково оттолкнула животное.
— Вы меня совсем зацелуете, — молвила она.
Конюший пожал плечами.
— Это неизбежно. Мы ведь любим вас.
— Послушайте, Адобекк, — начала королева, — у вас кажется, есть племянник.
— Да, Эмери. Премилый молодой человек, — ответил конюший.
— Расскажите о нем. Где он сейчас?
— Учится в Академии Коммарши. Полагаю, занят там преимущественно танцами, фехтованием и разной ерундой — и все это на деньги моей сестры Ронуэн.
Королева машинально обняла лошадь за морду, а когда та вырвалась и фыркнула ей прямо в ухо, засмеялась тихо и невесело.
— Когда я создавала Академию, то не думала, что она превратится в рассадник стольких бед и неприятностей...
— Бед и неприятностей?
