сжатым кулаком и вдруг разрыдался. – Все лгут. Все! Все лгут! Бальян! Ты здесь? Смотри, как все лгут! Шпионы, шпионы, шпионы! Вы следили за нами! Везли донесение Талиессину! Да? Признавайтесь! Я ничего с вами не сделаю, если вы скажете правду.
– Мы говорим правду, – подал голос второй. – Мы везли посуду. Глиняную и металлическую, как совершенно справедливо заметил ваш человек.
– Для отвода глаз. Да? – сказал Вейенто. – На самом деле вы должны были сосчитать наши костры и понять, сколько нас. Вас прислал Талиессин, да? Талиессин! Он пытается убить меня. Меня, своего законного повелителя. Меня и моих сыновей. Талиессин уже много лет только это и пытается сделать. Засылает сюда шпионов. Так? Но он ничего не узнает. Ни от вас, ни от других негодяев.
– Мы купцы, – повторил безбородый. – Мы везли на продажу посуду. Глиняную и металлическую. Вы можете посмотреть. Много хорошего товара, дорогого. Это не для отвода глаз.
– Бальян! – закричал герцог. – Ты здесь? Ты видишь их?
– Да, ваша милость, – выговорил Бальян.
– Что скажешь, Бальян? Что скажешь, мой сын, мой первенец? Они ведь лгут?
– Думаю, нет, ваша милость, – сказал Бальян.
– Ты? – Вейенто изумленно уставился на него. – Ты полагаешь, они говорят правду?
Бальян кивнул.
– Нет, – улыбка растянула губы Вейенто, – нет и нет! Как ты молод и наивен, Бальян! Не умеешь отличить ложь от правды. Это – шпионы Талиессина.
Из темноты вдруг заржала лошадь, и Вейенто напрягся, вытянул шею, словно сам был конем и услышал желанный призыв.
– Коня мне! – завопил он. – Коня! Подведите мне коня!
Из темноты выступил вороной конь. Он косил глазами, и багровый свет костра отражался в них так, словно не конь это был, а какой-то сказочный зверь с пылающими глазами. Вейенто подошел к нему. Конь шарахнулся и снова заржал. Солдат удержал животное, а другой солдат помог герцогу взобраться в седло, которое не успели еще снять.
Устроившись в седле, Вейенто закричал:
– Слушайте все! Слушайте своего повелителя! Эти двое – шпионы Талиессина, и властью истинного короля я приговариваю их к смерти. Повесить их! Повесить немедленно!
Корона Мэлгвина пылала на голове герцога так, словно была живым существом и жаждала крови. Конь все не хотел покоряться безумному всаднику, тряс гривой и переступал с ноги на ногу, но солдат крепко держал животное и не позволял ему бунтовать. Вейенто как будто не замечал этого. Он скалился в радостной улыбке, когда купцов, ошалевших от внезапной беды, опять повалили на землю и связали им руки.
Бальян наконец опомнился. Бросился к отцу и схватил стремя. Конь заржал и попытался подняться на дыбы, чтобы скинуть всадника.
– Это не шпионы! – крикнул Бальян, но его уже оттеснили.
Вейенто крутился на коне и с хохотом выкрикивал:
– Талиессин проиграл! Пусть бережется, пусть боится! Повесить их, повесить, повесить!
Утро пришло нежеланное, с гарью от потухшего костра. Два тела тихо болтались на длинной ветке дерева, росшего на обочине. Удивленные птицы сидели совсем неподалеку, и одна трогала клювом волосы на голове мертвеца.
Это было первым, что Бальян увидел, когда проснулся и открыл глаза. Вейенто спал рядом, все с той же детской беззащитной миной на старческом личике. «Он невинен, – подумал Бальян, потрясенно рассматривая отца. – Он – как птица-падальщик, как вонючий гриф с голой шеей. Когда птенец появляется из яйца, он еще не знает о том, что он – гриф, что шея у него голая, что от него всегда будет смердеть падалью. Он всего лишь маленький птенец. Странно думать о том, что мой отец был когда-то ребенком…»
Вещи казненных купцов уже растащили, только битая посуда и какая-то втоптанная в грязь рванина остались лежать на месте прежнего судилища.
Бальян встал и пошел умываться. Где-то неподалеку был ручей. Ему хотелось побыть в одиночестве – хотя бы несколько утренних минут, пока отец еще спит.
– Я даже не предполагал, что их окажется так много, – признал Гайфье. Он вернулся к маленькому лагерю, где ждали его остальные, совершенно потрясенный и даже не пытался этого скрыть.
– Адобекк говорил ведь, что Вейенто собрал целую армию, – напомнила Эскива.
Располагаясь на отдых, они не стали разводить костра, чтобы ненароком не привлечь к себе ненужного внимания. Жевали лепешки, запивая их водой из ручья. Эскива старалась не думать о том, что они устроились ниже по течению, чем герцогская армия, а мужчин это обстоятельство, похоже, и вовсе не заботило.
Радихена по большей части безмолвно прислушивался к разговорам, но сам в беседу не вступал. Эльфийке он не нравился. Она ощущала в навязанном им спутнике некий надлом. Он был не тем, кем казался. Странно, что этого не замечали остальные. Брат, похоже, вообще не обращает на него внимания, а Ренье держится с Радихеной доверчиво и просто.
– Я слышал, что говорил Адобекк, – ответил сестре Гайфье. – И видел, как он готовится к осаде. Но… – Он не договорил и пожал плечами.
– Но это тебя не убедило, – заключила вместо него Эскива. – Что и не удивительно, если учесть, в какую шутовскую форму господин Адобекк обычно облекает свои деяния.
Радихена чуть напрягся, услышав столь малопочтительный отзыв о своем господине, и Эскива не без
