— Доброе утро, дорогой адмирал. Или точнее, — Сун сверился с черным циферблатом хронометра на своем запястье, — поскольку мне известно, что моряки щепетильны в вопросах времени, добрый день. Как вы себя чувствуете? Надеюсь, у вас есть все необходимое?
М. сидел и смотрел в окно. В маленьком проеме виднелось морс, и раз или два в день — почти невероятно — появлялась яхта или рыбацкая шхуна, напоминая и вселяя надежду за эти десять секунд, что мир еще существует и живет своим порядком. У окна он проводил лишь несколько минут, тах как стояние утомляло ею, а единственный стул, находившийся в тесной душной коморке, в которой, кроме стула, помещалась только кровать, был слишком низок, чтобы, сидя на нем, он мог заглянуть через подоконник. Две вещи доставляли ему особые мучения: во-первых, отдыхая на стуле, он может пропустить проходящее мимо судно: во-вторых, он пришел к выводу, что начинает с нетерпением ожидать визитов Суна, как своего рода отдых от вынужденного бездействия. Он начинал постигать первые стадии той нездоровой и загадочной близости, которая подчас связывает жертву и палача. Теперь он повернул к Суну свое бледное, осунувшееся, с потухшими глазами лицо, но взгляд, которым он встретил китайца, был по-прежнему тверд, а голос, хотя и напряжен, но уверен.
— Какое тебе, желторожая тварь, дело до того, — отчеканил М., — есть ли у меня все необходимое? Говори прямо, что тебе нужно.
— Не сердитесь, сэр. Разгоряченная кровь и взаимные оскорбления не способствуют обоюдному пониманию. Отвечая на ваш вопрос, скажу, что мне важно, чтобы ваши потребности, по мере возможности, удовлетворялись, вы должны быть в отличной форме, чтобы с успехом выполнить отведенную вам роль в событии, которое мы оба готовим и которое, осмелюсь вас заверить, затмит собой все предпринятое нами обоими ранее. И держать вас впроголодь, лишать уборной и так далее не входит в мои планы. Я не собираюсь подвергать вас лишениям в эти последние дни вашей жизни.
Выражение лица адмирала не изменилось.
— Премного благодарен.
— Но я пришел не только для того, чтобы осведомиться о вашем здоровье, сколь дорого бы оно для меня ни было. Я принес вам известие. Известке о вашем коллеге по террористической деятельности — Джеймсе Бонде.
Усилие, которое предпринял М., чтобы сдержать свои чувства и не выдать появившийся внезапно луч надежды, а свести все к обыкновенной человеческой заинтересованности, едва не вывело его из равновесия. Адмирал не спеша протянул руку и ухватился за подоконник.
— Вот как? — удивился он, не выходя за рамки приличия.
— Между нами, признаюсь, Бонд проявил определенную активность и умение. Он нанес серьезный ущерб афинской части нашей операции. Однако я не несу ответственности за этот участок, и, в любом случае, он позади. Бонд где-то поблизости. М. никак не отреагировал.
— Наш метод работы разрозненными группами, руководимыми из единого центра, привел к неожиданному результату — пока в Афинах прикладывались все усилия, чтобы нейтрализовать Бонда, я готовился к тому, чтобы принять его целым и невредимым. Все выйдет по-моему. Мы оба можем быть уверены, что находчивый 007 найдет дорогу в этот дом. Как только он придет сюда, а это случится завтра, если не сегодня, он будет схвачен. Сам по себе, я допускаю это, он очень опасен, но у него нет ценных помощников, кроме одной местной шлюхи, которая выполняет функции связника для русских, и греческого фашиста из портового кабака. В то время как я имею в своем распоряжении пять опытных помощников, которые сумеют с ним справиться. Успех не вызывает у меня сомнений.
— Как ты говоришь на своем отвратительном жаргоне, не мудро делать ставку на преимущество в живой силе. — М. нашел силы усмехнуться. — В прошлом Бонд выходил с честью и из более серьезных передряг. Организованных к тому же куда более опасным противником, чем китайский ребенок-садист, обитающий в мире фантазий. Молись, Сун, или жги своего идола, как это у вас принято.
Сун обнажил свои сдавленные внутрь зубы.
— Я бы на вашем месте помолчал о сожжении, адмирал. Каково будет вашей коже на груди? М. по- прежнему молчал.
— Потом мы придумаем, что можно сделать с вашей спиной. Здесь существует дополнительный фактор, который заключается в том, что пациент не знает, в какую точку и в какой момент будет нанесен следующий удар. Неведение дает иногда любопытные результаты. Но нет смысла обмениваться банальными угрозами. А теперь спокойно обедайте. Евгений обещал приготовить какой-то невероятный омлет. Думаю, вам не повредит сегодня и бокал вина. Вам непременно захочется выпить за успешное прибытие вашего друга и коллеги.
М. отвернулся и вновь неподвижно уставился на пустой сектор моря.
XIV. Палач Капудзоны
— Генерала очень встревожило мое сообщение, — рассказывала Ариадна. Он хочет, чтобы ты встретился с ним и поговорил. По-моему, он собирается предложить сотрудничество. После встречи ты, разумеется, в праве выбирать.
Взгляд Бонда задержался на кончике сигареты.
— Каковы гарантии, что он даст мне уйти беспрепятственно?
— Он дает честное слово. Слово генерал-полковника КГБ.
На короткое время в салоне «Альтаира» воцарилась тишина. Затем, не сговариваясь, Бонд и Лицас разразились хохотом.
— Я что-нибудь сделала не так? — спросила уязвленная Ариадна. — Или когда-нибудь вас обманывала? Бонд обнял ее и поцеловал в щеку.
— Нет, — успокоил он. — Нет. Боюсь, настоящий шпион из тебя никогда не выйдет — слишком ты честная. По одному твоему виду можно сказать, что каждое произнесенное тобой слово внушает тебе отвращение, и ты сама себя презираешь за свою неискренность. Актриса из тебя никудышняя.
— Он что, свихнулся, этот твой генерал? — Лицас разлил по стаканам узо. — О чем он думает? Ты, полагаю, рассказала ему обо всем?
— Обо всем. Но он не поверил. Про Гордиенко-то он поверил, потому что даже такая дуреха, как я, не станет врать о том, что он сам может легко проверить. Но про остальное он сказал, что это Джеймс уговаривает меня помочь ему в борьбе против каких-то бандитов, с тем чтобы в конечном счете попытаться сорвать конференцию. Но у него, конечно же, ничего не выйдет, потому что генерал все предусмотрел; но все-такиэтот Бонд — опасный преступник… — в этом месте она с уничтожающим правдоподобием передразнила акцент Аренского. — … и может наделать дел. Мне пришлось притвориться, что я с ним согласна, а то бы ни за что оттуда не выбралась.
— Иными словами, — заключил Бонд, — он вел себя так, словно решил ни в коем случае не верить тебе, как только ты перед ним предстала.
Энергичным кивком головы Ариадна подтвердила предположение Бонда.
— Именно. Я — как раз тот человек, которому он попросту не в состоянии поверить. Я гречанка, а, значит, недоразвита, тупа и вообще. К тому же женщина.
— Ага, выходит, он… — Лацис изобразил жестом, — один из этих?
— Да, видели бы вы, как он пожирал глазами Янни. Спросите у него. Ну и еще я из буржуазной семьи и, следовательно, сентиментальная идиотка, которая ничего не смыслит в политике. И наконец — я из ГРУ, а Аренский из КГБ.
— Понятно, в таком случае, вы — враги, — сухо заметил Лицас. — Как же иначе. Бонд усмехнулся.
— ГРУ — это управление разведки Красной Армии, Нико. Они тоже занимаются шпионажем и на этом поприще конкурируют с КГБ, а КГБ — это тайная полиция, которая гораздо обширнее и могущественнее ГРУ. Как видишь, поводов для соперничества предостаточно.
— Соперничество! — Ариадна фыркнула. — Зависть и ненависть. Междоусобная холодная война. Помните Олега Пеньковского, полковника ГРУ, который работал на Запад в связке с английским бизнесменом
