— Если тебе нужно, так из пещеры есть другой выход. Это надежнее. Вон там, внизу, — показал он.
— А почему ты мне этого сразу не сказал? — довольно сердито спросил Аттила.
Мальчик долго смотрел на него своими широко открытыми глазами, потом лег рядом с сестрой и уснул.
В сером свете зари Аттила успел пройти около лиги, когда услышал за спиной шаги.
Он спрятался и вскоре увидел мальчика Ореста, державшего за руку свою сестру. Их лица посветлели в холодном утреннем воздухе, щеки пылали. Пелагия даже слишком раскраснелась, покрывшись пятнами лихорадочного румянца.
Аттила дождался их и вышел из укрытия.
— Я ведь вам говорил! — произнес он.
— У тебя есть какая-нибудь еда? — спросил Орест. — Мы по-настоящему голодны, особенно Пелагия.
Аттила посмотрел на девочку, потом на мальчика. Неохотно сунул руку в кожаный мешок и протянул им кусок зачерствевшего хлеба.
— Это все, что у меня есть, — буркнул он.
Они разломили его пополам и начали есть. Девочка жевала медленно и с трудом, но съела все до крошки.
— Спасибо, — сказал Орест.
— Ерунда, — кисло отозвался Аттила, шагая вперед.
Дети шли следом.
Спустя какое-то время он обернулся и спросил:
— Тот крик у пещеры, как перепелятник. Это ты кричал, да?
Мальчик гордо кивнул.
— Это наш сигнал. Если хочешь, я тебя научу.
Аттила немного поборолся с гордостью и ворчливо сказал:
— Отличное подражание. Давай, учи.
— Хорошо, — ответил мальчик. — Он исходит из глубины глотки. Нужно вот так вытянуть шею и…
Втроем они шли медленнее, зато умудрялись наворовать больше еды, а в теплые дни отдыхали в лесу или в горах. Мальчик-грек болтал без остановки, пока Аттила не попросил его заткнуться. Пелагия, похоже, понемногу набиралась сил. Она даже стала слегка поправляться.
— Ты здорово воруешь, — сказала она ему однажды вечером, когда он вернулся с очередной одинокой фермы и принес с собой бутылку слабого вина, хлеба, соленой свинины, сушеных бобов и даже зажаренного лесного голубя.
— Это мой самый большой талант, — ответил он.
— Когда ты вырастешь, сможешь стать настоящим вором.
— Спасибо, — ответил Аттила.
— А я хочу работать в цирке, — продолжала маленьким девочка. — Ездить на медведе. Я видела один раз в цирке. Нам разрешили сидеть только на самом верху, а это далеко от арены, но я видела женщину, которая ездила на медведе. Она была такая красивая, с длинными светлыми волосами, в оранжевом и золотом наряде, как королева. — Она оторвала кусок голубя. — А потом каких-то людей убивали, и все радовались, но это было скучно, и мы все равно сидели слишком далеко и почти ничего не видели. А когда мы вернулись домой, хозяйка воткнула нам в руки иголки, потому что мы опоздали. — Она проглотила мясо, толком не прожевав его, и едва не подавилась. Аттила постучал ее по спине. — Благослови тебя Господь, — сказала девочка, когда отдышалась и вытерла заслезившиеся глаза. — Когда ты доберешься до дома, мы будем тебе служить. Ты богатый?
— Баснословно, — ответил Аттила.
— Баснословно, — повторила девочка. — Баснословно богатый. — Ей понравилось слово.
Он сказал:
— По правде говоря, я принц. Дом моего отца построен из чистого золота, и даже мои рабы одеты в шелк.
Девочка кивнула.
— А медведи у тебя есть?
Маленькие девочки очень странные, подумал Аттила, а вслух сказал:
— Сотни. Мы везде на них ездим, как другие люди ездят на лошадях.
Пелагия опять кивнула,
— Значит, решено. Мы станем твоими слугами, когда доберемся до вашего королевства.
13
Покойтесь на ней легко, земля и роса
Они спустились с гор и пересекли равнину По, когда морозами начинался новый год. Аттила боялся вести их в вверх, к возвышающимся белым пикам Юлианских Альп в это время года, но нужно было двигаться вперед. Они добрались сюда, потому что на дорогах было так много беженцев, столько тревог и слухов разносилось по стране, столько баек рассказывалось про готов и даже про ужасных вандалов, все еще не сошедших с тропы войны, а император сходил с ума в своем окруженном болотами дворце.
Никто не останавливал трех оборванных детей на дороге, похожих на множество других. Но достаточно одному солдату перегородить им дорогу копьем, спросить старшего мальчика, почему он прикрывает лицо, сорвать лохмотья и увидеть татуировки на щеках и раскосые львиные глаза. И все знали, какое наказание ожидает беглых рабов, неважно, какого возраста. Сначала им раскаленным железом выжигали на лбу буквы БЕГ — беглец. А потом начиналось настоящее наказание…
Нужно торопиться. Они не будут в безопасности, пока не перевалят через снежные пики Юлианских Альп и горы Норик, не спустятся на равнину Паннония и не пересекут широкие коричневые воды разбухшего зимнего Дуная — к свободе.
Они прошли Верону, стараясь держаться ближе к плоскому побережью восточнее Патава. Но им пришлось остановиться на обочине дороги. Они ослабли от голода и усталости, и холодные ветра дули с лагун на восток и с гор Иллирии. Трое детей дрожали от голода и изнеможения, а маленькая девочка кашляла так, что казалось, будто у нее сейчас треснут ребра. Орест снова и снова спрашивал, нельзя ли украсть лошадей, но Аттила отвечал, что так они будут привлекать к себе слишком много внимания здесь, на более населенных равнинах По. Они должны идти пешком, как идут тысячи безымянных беженцев по дорогам Северной Италии. Но идти они не могли. Они обессилели.
Пока они отдыхали, на пыльной дороге показалась большая золоченая карета в окружении множества телохранителей. Карета направлялась в знаменитый город Аквилею на берегу Адриатического моря. Она поравнялась с прижавшимися друг к другу детьми. В карете сидел привлекательный, чисто выбритый мужчина; на его пальцах сверкали золотые кольца с печатками. Он немного посмотрел на них, и по его лицу медленно расплылась улыбка. Пелагия улыбнулась ему в ответ, и тут у нее начался очередной приступ кашля. Мужчина прикоснулся пальцем к губам и стал из кареты задавать детям вопросы. Сначала оба мальчика вели себя настороженно и подозрительно, желая только, чтобы он оставил их в покое. Но немного погодя он сумел завоевать их доверие, и даже Аттила, всегда очень чувствительный к опасности, попался на удочку. Возможно, его чувства притупились от голода и усталости. Через несколько минут всех троих усадили верхом на лошадей позади кареты и повезли в Аквилею вместе с богатым мужчиной и его кортежем.
Немногие богатые люди, очень немногие, отнесутся снисходительно к троице измученных странствиями маленьких беспризорников, не очень приятно пахнущих и грубых в манерах и поведении. Но большинство таких людей, неожиданно охваченных щедростью, которой до сих пор совершенно не
