отчаянной тоской, что Гамалиэль, печалясь за них, не выдержал и отвернулся. Его руку потянула маленькая ручка, и он посмотрел вниз, в яркие карие глазки Эйлсы.
— Ты тоже уходишь? — спросила она.
— Да, малышка, я тоже ухожу.
— У тебя руки сухие и морщинистые. Ты капитан корабля?
— Не совсем так.
— Но мне твои руки все равно нравятся, — поспешно добавила она.
— Спасибо, моя дорогая.
— И ты слишком старый, чтобы сражаться с плохими людьми.
— Это правда.
— Тогда что же ты будешь делать?
Гамалиэль улыбнулся.
— Иногда я и сам об этом задумываюсь, — пробормотал он. — Ну, я составлю твоему папе компанию во время долгих странствий и поисках твоего брата.
— Но ты же не знаешь, где он!
— Мы не знаем этого точно.
— И как же вы его найдете?
— Будем просто смотреть.
Эйлса ненадолго задумалась.
— Иногда я так нахожу свои вещи. Позавчера я нашла свой обруч в свинарнике, но я его там не оставляла, а свиньи не играют с обручем. Они слишком жирные, и он застрянет посередке. — Она нахмурилась. — А иногда я не могу найти и тогда сдаюсь, а они все равно возвращаются ко мне. Странно, правда? С тобой такое бывает?
— Ах, — вздохнул Гамалиэль, — постоянно.
— Гм, — сказала Эйлса и побежала играть.
Люций и Сейриан подошли к нему рука об руку, и Сейриан поцеловала Гамалиэля, и он говорил ей какие-то успокаивающие слова, а она кивала и с трудом улыбалась. А потом все трое соединили руки в треугольник.
Гамалиэль сказал Сейриан:
— Утешитель да будет с тобой. Да охраняет Он твои поля днями, а Она да сидит у твоего очага вечерами.
Сейриан подхватила:
— Да стелется путь вам под ноги, да покажется солнце, чтобы светить вам, да будет Господь третьим путником, что пойдет рядом с вами туда же, куда и вы.
Люций и Сейриан ничего не пожелали друг другу, и Гамалиэль понимал, почему. Глубокие чувства невозможно выразить словами.
Подбежала Эйлса и с негодованием разорвала треугольник, так что пришлось сделать квадрат. Она закрыла глазки и помолилась:
— Пусть папочка и этот старик никогда не ложатся в постель без ужина, пусть их не убьют и не съедят морские чудовища или еще кто-нибудь. — Подумала и добавила: — И даже пусть не откусят им руку или ногу, чтобы им не пришлось возвращаться домой в тачке.
И все серьезно заключили:
— Аминь, — и маленькая группка распалась.
Люций и Гамалиэль взяли свои кожаные мешки, а Гамалиэль еще и тисовый посох.
Эйлса подбежала к Люцию и обняла его за ноги.
— Ты побыл дома совсем недолго, — сказала она. — Я тебя даже не запомнила хорошенько.
Люций ответил недрогнувшим голосом:
— Я уйду еще только один раз и вернусь с твоим братом.
Девочка засияла от восторга.
Сейриан подняла ее на руки и, стоя у скрипучей деревянной калитки, они смотрели, как двое мужчин — высокий, сероглазый, широкоплечий молодой и сухопарый, стройный, старый, как эти холмы — шли рядом вверх по склону, к вершине и на восток.
16
Морские волки
На побережье, в маленьком порту Сейтонис, они уговорили местного торговца и его корабельную команду перевезти их через Кельтское море в Бельгику.
Они покинули побережье Думнонии на Gwyddo Ariana — «Серебряном Гусе» под ярким солнечным светом. Ветер дул сзади и лишь немного с траверза, и они могли сделать добрых сто миль в день, К ночи они должны были попасть в Бельгику.
После обеда ветер переменился и задул с юга так внезапно, словно кто-то закрыл дверь от сквозняка, и с марсовой площадки, которая на самом деле представляла собой просто старую бочку, наскоро привязанную к грот-мачте, предупредили о тумане впереди. Они дрейфовали вперед до тех пор, пока не увидели с палубы границы тумана: плотные облака, неподвижно лежавшие на плоском и безветренном море, зловещие и печальные.
Они потихоньку продвигались вперед, ловя ветер, и удары боковой волны казались жуткими в окружающей тишине, и они все приближались к туману, лежавшему на воде, закрывая собой белые утесы галльского берега. Море, до сих пор бывшее самым обыкновенным, с небольшими волнами и зыбью, сделалось спокойным, как деревенский пруд, и маленькое суденышко слегка покачивалось с левого на правый борт, а парус трепыхался тщетно.
Капитан, седеющий ветеран с двумя золотыми кольцами в левом ухе и левым глазом, поврежденным балкой, хмурился, вглядываясь в туман, и не отдавал никаких приказов.
— Почему мы не ставим весла? — рассердился Люций.
Капитан долго не отвечал, а потом проворчал:
— Не нравится мне это.
— Это просто туман. Сколько еще осталось до берега?
— Миль двадцать, наверное.
— Ну, разве нельзя начать грести? Ветер там иди не ветер, а через несколько часов мы будем на месте. Капитан все еще не смотрел на Люция. Он сплюнул за борт и сказал:
— Саксы. Они страх как любят туман.
Немного поколебавшись, капитан все же приказал ставить весла, и они погребли в туман. Тишина пугала, единственный звук исходил от весел, медленно погружавшихся в воду. Они вошли в участок, где туман был более редким, и Люций разглядел несчастного впередсмотрящего на марсовой площадке, высоко над палубой. Потом туман снова сгустился, и матрос исчез из вида, как птица и облаках.
Но наконец туман сделался реже, а потом растаял совсем, и тогда пошел дождь. Гамалиэль и Люций спрятались в каюте, над которой была туго натянута парусина, и капли дождя бешено барабанили по ней. Опять поднялся ветер, на этот раз с запада. Капитан приказал распустить паруса, и они понеслись вперед сквозь хлещущий дождь. Сквозь пелену воды не было видно никаких других судов, враждебных или дружеских.
Ближе к вечеру дождь стал затихать, прекратился совсем, и выглянуло солнце. Впередсмотрящий на марсовой площадке снял с себя одежду и развесил ее по краям бочки для просушки. Он вглядывался в горизонт.
Ничего. Хотя на востоке тучи все еще висят низко на горизонте и…
Он уже натягивал на себя одежду, когда заметил на восточном горизонте цветное пятнышко. Он напряг зрение. Миль десять, а то и больше. Нет, меньше. Он заметил его поздновато — глаза устали. Яркий парус, темный корпус, и идут прямо на них. Боясь гнева капитана, он все же свесился из бочки и
