– Сейчас нет, лейтенант, – у Салливана дернулась щека. – Я хотел бы помочь. Мюррей имел полное право умереть своей смертью. Он никогда и мухи не обидел.
Харди покачал головой. Ни одной ниточки, за которую можно было бы ухватиться. Он повернулся к Шамбрэну.
– Я намерен съездить в 'Валдорф' и побеседовать с послом.
Возможно, он знает, о чем хотел поговорить с ним Кардью. А Джерри пусть продолжит опрос служащих отеля. Вдруг кто-то что-нибудь да вспомнит.
– Я уже поговорил со многими, но безрезультатно, – ответил Додд. – Попробую еще раз.
Харди и Додд вышли из кабинета.
Я почувствовал, что Диггер Салливан хочет остаться с Шамбрэном наедине, и двинулся к двери.
– Подождите, Марк, – Шамбрэн подошел к комоду, где на электроплитке всегда грелся кофейник. Стоя спиной ко мне и Диггеру, он продолжил:
– Как я понимаю, вы готовы приоткрыть карты?
– Есть и такой вариант.
Шамбрэн повернулся к нам с маленькой чашечкой кофе в руках.
– Я следовал за вами с закрытыми глазами, доверившись вам, как поводырю, мистер Салливан, – он не сводил глаз с лица Диггера. – Далее это невозможно по ряду причин. Я не хочу таиться от Харди. Мне слишком часто приходится обращаться в полицию. Я не могу сидеть сложа руки, я должен искать убийцу Мюррея Кардью, который был моим другом. Не хочу ждать, пока появятся новые жертвы. Ясно?
– Яснее некуда.
Шамбрэн вернулся к столу, поставил чашечку на полированную поверхность.
– И теперь, если уж мне суждено хранить ваши секреты, мистер Салливан, я не хочу хранить их один. Я несу ответственность перед мистером Бэттлом, владельцем отеля, и перед тысячами людей, работающих и живущих в отеле. Если я затею с вами какую-то игру и со мной что-то случится, я хочу, чтобы мотивы, которыми я руководствовался, были известны не только нам обоим. И я готов выслушивать ваши признания только в присутствии Хаскелла. Если вас это не устроит, мистер Салливан, я верну сюда лейтенанта Харди, расскажу, что вас застали в номере Жирара и я позволил вам уйти безнаказанным, потому что я романтик и в своих действиях руководствуюсь главным образом чувствами, а не логикой.
Вот я и получил ответ на вопрос, занимавший меня и Додда: почему Салливан не понес наказания, хотя его и застигли на месте преступления. Шамбрэн руководствовался свойственным ему шестым чувством. Но был ли он до конца откровенен? Или выбрал такое объяснение специально для Салливана?
Салливан взглянул на меня и устало улыбнулся.
– Если я колеблюсь, то не потому, что не доверяю вам, Хаскелл; Могу я попробовать вашего кофе, Шамбрэн?
– Наливайте, пожалуйста. У меня кофе по-турецки.
– Выпью с удовольствием, – Салливан направился к комоду.
– Если не хотите, можете не принимать в этом участия, – обратился ко мне Шамбрэн.
– Вы – босс, – ответил я.
Диггер повернул голову.
– Будьте серьезней, Марк. Дело опасное. Как говорила одна старушка, то, чего не знаешь, тебе не повредит.
– Какая старушка? – переспросил я.
Диггер пожал плечами, сел в большое, обитое зеленой кожей кресло у стола Шамбрэна, поставил чашечку кофе на маленький столик, откинул голову и закрыл глаза.
– Следующий труп, который пронесут по вашим коридорам, скорее всего будет мой.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы это предотвратить, – вставил Шамбрэн. – 'Бомонт' не может себе этого позволить.
– Я – тоже, – Салливан махнул рукой в сторону чашечки кофе. – Я вовлечен в войну, которая началась в стране, являющейся родиной этого напитка. Там фермер выращивает мак и собирает семена, по существу – чистый опиум. Давайте проследим путь двадцати двух фунтов чистого опиума по ступеням экономики. Вы, господа, должны понимать экономику смерти Мюррея Кардью, моей и еще бог знает скольких людей.
Наш турецкий фермер продает двадцать два фунта опиума за пятьсот долларов. Превратить опиум в морфий-пустяк, но для дальнейшей переработки в героин требуются секретная лаборатория и опытный химик. На содержание и охрану лаборатории нужны деньги, химику надо платить гораздо больше, чем обычно платят химикам, он же рискует. К тому времени, когда химик превратит урожай нашего фермера в килограмм героина (это чуть больше двух фунтов), он уже стоит пять тысяч долларов.
Допустим, эта лаборатория находится во Франции. Оттуда килограмм героина направляется в Италию, ставшую штаб-квартирой крупнейших организаций, поставляющих наркотики на мировой рынок. Эти бизнесмены (а распространение наркотиков – огромный бизнес) посылают килограмм героина кораблем из Неаполя, Генуи или Палермо, или самолетом из римского аэропорта Фьюмичино в Нью-Йорк, где спрос на наркотики особенно велик. В доках Нью-Йорка наш килограмм героина стоит уже шестнадцать тысяч долларов.
Проходя через руки дельцов и 'пушеров'[1], он превращается примерно в семьдесят тысяч доз, стоимостью пять долларов каждая. Простая математика показывает, что двадцать два фунта опиума, за которые наш фермер получил пятьсот долларов, теперь стоят триста пятьдесят тысяч долларов.
Большие деньги, не так ли?
