человек, сидящий рядом с ним на званом обеде, – важный промышленник, известный поэт или писатель, знаменитый ученый. Каждая сторона настроена только на победу, не признавая никаких правил, никаких ограничений. Возможны любые крайности. Кто прибег к террору, чтобы не допустить независимости Алжира, нанести поражение политике де Голля? Честнейшие люди, лучшие офицеры французской армии, бизнесмены, стремившиеся поставить на ноги пошатнувшуюся экономику страны. В нормальных условиях, мистер Хаскелл, эти люди отшатнулись бы от торговли наркотиками, отвергли бы саму идею извлечения прибыли из несчастья наркоманов. В нормальных условиях они направили бы свои усилия на борьбу с этим злом. Но условия далеки от нормальных. Им нужны деньги, чтобы продолжать борьбу. Им нужны пушки, автоматы, пистолеты, патроны, которые можно купить только за деньги. Они думают, что делают все это ради Франции, заставляют себя прибегать к таким методам, заставляют себя свыкнуться с убийствами. Все это делается ради Франции!
– Из вас получится отличный адвокат.
– Нет! Я их не защищаю. Я только хочу, чтобы вы поняли, мистер Хаскелл! Когда я говорила у вас в кабинете, что Диггера необходимо убедить прекратить поиски убийцы моего отца, то сразу почувствовала, о чем вы подумали. Мелодрама!
Романтическая женщина, которая так и не пришла в себя после смерти отца. Ничего такого не может произойти в Америке, тем более в роскошном 'Бомонте'.
– Уже произошло, – ответил я. – Убили Мюррея Кардью.
Она коротко глянула на меня.
– Есть какая-то связь?
– Вполне возможно.
– Тогда вы меня поймете. Вы мне верите?
– Думаю, что да.
– Значит, вы мне поможете, – ее глаза широко раскрылись.
– Диггер ввязался в эту историю только из-за меня! Исход политической борьбы во Франции не имеет для него особого значения. Но чем дольше он будет искать, тем ближе подойдет к точке, откуда возврата нет. Если он получит доказательства, которые откроют истинное лицо Бернарделя, его убьют без малейшего колебания, как убивают муху, жужжащую на оконном стекле. Он должен понять, что я верю ему, и просто отступить, пока еще не поздно.
– Ваш муж полагает, что Диггер воюет на другой стороне баррикады.
– Бедный Шарль. У него все преломляется через ревность.
– Что вы от меня хотите?
– Приведите сюда Диггера. Дайте мне возможность убедить его. А потом я вернусь к Шарлю.
– Разумеется, он вам поможет, не так ли, Марк? – вмешалась Шелда.
– Не пойму, в чем должна заключаться моя помощь, мадам Жирар. Вам надо снять трубку, позвонить в 'Бомонт', попросить найти Диггера и пригласить его сюда.
– Но он не придет, если вы не уговорите его.
– Он влюблен не в меня. Не нужно вовлекать в ваши отношения ни меня, ни Шелду. Я лишь могу обещать, что постараюсь избегать встреч с вашим мужем. Я не хочу стоять между вами и не хочу впутывать Шелду.
– Я останусь с вами, Жульет, – возразила Шелда.
– Ты пойдешь со мной. Мадам Жирар и Салливан должны все решить сами. Ты и так слишком много знаешь.
– Много знаю?
– Разве тебе не приходило в голову, что кое-кто может разделаться с нами точно так же, как и с Кардью?
Стоял чудный день, и мы с Шелдой пешком прошлись до 'Бомонта'. Она все еще протестовала. Настаивала, что не следует оставлять Жульет одну.
– Ты сказал, что я слишком много знаю. Она-то знает гораздо больше. Ей, должно быть, известно все, что знал ее отец.
– И в течение этих трех лет ей удалось остаться в живых.
Послушай, дорогая, благодаря тебе никто не знает, где она спряталась. Если мадам Жирар не может довериться Диггеру, то не поверит никому.
– Но уж ему-то она может довериться! – негодующе воскликнула Шелда.
– Ее муж так не думает.
– Ее муж… чудовище!
– Отнюдь. Просто он любит женщину, которая влюблена в другого. Это больно. Но мне кажется, что Жирар – глубоко порядочный человек. И очень жаль, что он и Салливан не могут работать вместе. Они составили бы отличную пару. А теперь вернемся к нашим делам. Бери под свою опеку показ мод в 'Зеленой комнате' и позволь пятидесяти миллионам французов самим распутывать их политические интриги.
– Марк?
– Что?
– Иногда ты меня удивляешь.
– Я ничего не прячу в рукаве.
