что он видал в свой долгий векМеж птиц и меж людей. И слушалЕго с большим вниманьем Серый ВолкИ мудрости его необычайнойДивился, но, однако, все за хвостЕго держал и иногда, чтоб онНе забывался, мял его легонькоВ когтистых лапах. Солнце село; ночьНастала и прошла; и заняласьЗаря, когда с живой водой и мертвойВ двух пузырьках проворный вороненокЯвился. Серый Волк взял пузырькиИ ворона-отца пустил на волю.Потом он с пузырьками подошелК лежавшему недвижимо Ивану —Царевичу: сперва его он мертвойВодою вспрыснул – и в минуту ранаЕго закрылася, окостенелостьПропала в мертвых членах, заигралРумянец на щеках; его он вспрыснулЖивой водой – и он открыл глаза,Пошевелился, потянулся, всталИ молвил: «Как же долго проспал я!» —«И вечно бы тебе здесь спать, Иван —Царевич, – Серый Волк сказал, – когда бНе я; теперь тебе прямую службуЯ отслужил; но эта служба, знай,Последняя; отныне о себеЗаботься сам. А от меня примиСовет и поступи, как я тебе скажу.Твоих злодеев братьев нет уж болеНа свете; им могучий чародейКощей бессмертный голову обоимСвернул, и этот чародей навелНа ваше царство сон; и твой родительИ подданные все его теперьНепробудимо спят; твою ж царевнуС жар-птицей и конем ЗолотогривомПохитил вор Кощей; все троеЗаключены в его волшебном замке.Но ты, Иван-царевич, за своюНевесту ничего не бойся; злойКощей над нею власти никакойИметь не может: сильный талисманЕсть у царевны; выйти ж ей из замкаНельзя; ее избавит только смертьКощеева; а как найти ту смерть, и яТого не ведаю; об этом БабаЯга одна сказать лишь может. Ты,Иван-царевич, должен эту БабуЯгу найти; она в дремучем, темном лесе,В седом, глухом бору живет в избушкеНа курьих ножках; в этот лес ещеНикто следа не пролагал; в негоНи дикий зверь не заходил, ни птицаНе залетала. Разъезжает БабаЯга по целой поднебесной в ступе,Пестом железным погоняет, следМетлою заметает. От нееОдной узнаешь ты, Иван-царевич,Как смерть Кощееву тебе достать.А я тебе скажу, где ты найдешьКоня, который привезет тебяПрямой дорогой в лес дремучий к БабеЯге. Ступай отсюда на восток;Придешь на луг зеленый; посредиЕго растут три дуба; меж дубамиВ земле чугунная зарыта дверьС кольцом; за то кольцо ты подымиТу дверь и вниз по лестнице сойди;Там за двенадцатью дверями запертКонь богатырский; сам из подземельяК тебе он выбежит; того коняВозьми и с богом поезжай; с дорогиОн не собьется. Ну, теперь прости,Иван-царевич; если бог велитС тобой нам свидеться, то это будетНе иначе, как у тебя на свадьбе».И Серый Волк помчался к лесу; вследЗа ним смотрел Иван-царевич с грустью;Волк, к лесу подбежавши, обернулся,В последний раз махнул издалекаХвостом и скрылся. А Иван- царевич,Оборотившись на восток лицом,Пошел вперед. Идет он день, идетДругой; на третий он приходит к лугуЗеленому; на том лугу три дубаРастут; меж тех дубов находит онЧугунную с кольцом железным дверь;Он подымает дверь; под тою дверьюКрутая лестница; по ней он внизСпускается, и перед ним внизуДругая дверь, чугунная ж, и крепкоОна замком висячим заперта.И вдруг, он слышит, конь заржал; и ржаньеТак было сильно, что, с петлей сорвавшись,Дверь наземь рухнула с ужасным стуком;И видит он, что вместе с ней упалоЕще одиннадцать дверей чугунных.За этими чугунными дверямиДавным-давно конь богатырский запертБыл колдуном. Иван-царевич свистнул;Почуяв седока, на молодецкийСвист богатырский конь из стойла прянулИ прибежал, легок, могуч, красив,Глаза как звезды, пламенные ноздри,Как туча грива, словом, конь не конь,А чудо. Чтоб узнать, каков он силой,Иван-царевич по спине егоПовел рукой, и под рукой могучейКонь захрапел и сильно пошатнулся,Но устоял, копыта втиснув в землю;И человечьим голосом Ивану — Царевичу сказал он: «Добрый витязь,Иван-царевич, мне такой, как ты,Седок и надобен; готов тебеЯ верою и правдою служить;Садися на меня, и с богом в путь нашОтправимся; на свете все дорогиЯ знаю; только прикажи, кудаТебя везти, туда и привезу».Иван-царевич в двух словах конюВсе объяснил и, севши на него,Прикрикнул. И взвился могучий конь,От радости заржавши, на дыбы;Бьет по крутым бедрам его седок;И конь бежит, под ним земля дрожит;Несется выше он дерев стоячих,Несется ниже облаков ходячих,И прядает через широкий дол,И застилает узкий дол хвостом,И грудью все заграды пробивает,Летя стрелой и легкими ногамиБылиночки к земле не пригибая,Пылиночки с земли не подымая.Но, так скакав день целый, наконецКонь утомился, пот с него бежалРучьями, весь был окружен, как дымом,Горячим паром он. Иван- царевич,Чтоб дать ему вздохнуть, поехал шагом;Уж было под вечер; широким полемИван-царевич ехал и прекраснымЗакатом солнца любовался. ВдругОн слышит дикий крик; глядит… и что же?Два Лешая дерутся на дороге,Кусаются, брыкаются, друг другаРогами тычут. К ним Иван-царевичПодъехавши, спросил: «За что у вас,Ребята, дело стало?» – «Вот за что, —Сказал один. – Три клада нам достались:Драчун-дубинка, скатерть-самобранкаДа шапка-невидимка – нас же двое;Как поровну нам разделиться? МыЗаспорили, и вышла драка; тыРазумный человек; подай совет нам,Как поступить?» – «А вот как, – им Иван —Царевич отвечал. – Пущу стрелу,А вы за ней бегите; с места ж, гдеОна на землю упадет, обратноПуститесь взапуски ко мне; кто первыйЗдесь будет, тот возьмет себе на выборДва клада; а другому взять один.Согласны ль вы?» – «Согласны», – закричалиРогатые; и стали рядом. ЛукТугой свой натянув, пустил стрелуИван- царевич: Лешие за нейПомчались, выпуча глаза, оставивНа месте скатерть, шапку и дубинку.Тогда Иван-царевич, взяв под мышкуИ скатерть и дубинку, на себяНадел спокойно шапку-невидимку,Стал невидим и сам и конь и далеПоехал, глупым Лешаям оставивНа произвол, начать ли снова дракуИль помириться. Богатырский коньПоспел еще до захожденья солнцаВ дремучий лес, где обитала БабаЯга. И, въехав в лес, Иван-царевичДивится древности его огромныхДубов и сосен, тускло освещенныхЗарей вечернею; и все в нем тихо:Деревья все как сонные стоят,Не колыхнется лист, не шевельнетсяБылинка; нет живого ничегоВ безмолвной глубине лесной, ни птицыМежду ветвей, ни в травке червяка;Лишь слышится в молчанье повсеместномГремучий топот конский. НаконецИван-царевич выехал к избушкеНа курьих ножках. Он сказал: «Избушка,Избушка, к лесу стань задом, ко мнеСтань передом». И перед ним избушкаПеревернулась; он в нее вошел;В дверях остановясь, перекрестилсяНа все четыре стороны, потом,Как должно, поклонился и, глазамиИзбушку всю окинувши, увидел,Что на полу ее лежала БабаЯга, уперши ноги в потолокИ в угол голову. Услышав стукВ дверях, она сказала: «Фу! фу! фу! Какое диво! Русского здесь духуДо этих пор не слыхано слыхом,Не видано видом, а нынче русскийДух уж в очах свершается. ЗачемПожаловал сюда, Иван-царевич? Неволею иль волею? ДонынеЗдесь ни дубравный зверь не проходил,Ни птица легкая не пролетала,Ни богатырь лихой не проезжал;Тебя как бог сюда занес, Иван — Царевич?» – «Ах, безмозглая ты ведьма! —Сказал Иван-царевич БабеЯге. – Сначала накорми, напойМеня ты, молодца; да постелиПостелю мне, да выспаться мне дай,Потом расспрашивай». И тотчас БабаЯга, поднявшись на ноги, Ивана — Царевича как следует обмылаИ выпарила в бане, накормилаИ напоила, да и тотчас спатьВ постелю уложила, так примолвив:«Спи, добрый витязь; утро мудренее,Чем вечер; здесь теперь спокойноТы отдохнешь; нужду ж свою расскажешьМне завтра; я, как знаю, помогу».Иван-царевич, богу помолясь,В постелю лег и скоро сном глубокимЗаснул и проспал до полудня. Вставши,Умывшися, одевшися, он БабеЯге подробно рассказал, зачемЗаехал к ней в дремучий лес; и БабаЯга ему ответствовала так:«Ах! добрый молодец Иван-царевич,Затеял ты
