Глашатай говорил еще что-то о вечной благодарности города , но его никто не слушал - ни те, кто благодарил, ни те, кого благодарили. На помост поднялся кузнец. Два подмастерья несли за ним поднос и инструменты. На подносе лежали черные с серебром браслеты в виде дракона, кусающего себя за хвост. Каждый из десяти по очереди протягивал руку. Мастер надевал браслет, подкладывал кусок бересты и ловко запаивал концы. Лицо его было мрачно. Закончив работу, он молча ушел.
Прогудели рога, возвещая конец церемонии. Люди медленно разошлись. Спустились старшины, отошел в сторону глашатай. На помосте остались только десять Избранных. В надвигающихся сумерках ярко белели их одежды.
Керин и Леська сошли с помоста, держась за руки. Керин почувствовала, что рука подружки мелко дрожит. Она остановилась, заглянула Леське в глаза и ободряюще улыбнулась. Леська слабо улыбнулась в ответ. Их обогнала темноволосая Наири. Она шла быстрым, почти мужским шагом, ни на кого не глядя. Товарищи по несчастью расходились. Вскоре на площади никого, кроме Керин и Леськи, не осталось.
- Ну, что? - тихо спросила Керин. - Куда пойдем?
Леська подняла на нее жалобный взгляд:
- Не знаю. Мне страшно, Керин. Сделай что-нибудь!
Керин обняла Леську:
- Сделаю. Вместе сделаем. Две недели у нас, можно рыбу научить летать, право. Ничего плохого не случится, веришь?
- Верю, - всхлипнула Леська. - Только меня эти напугали... И вот, - она подняла руку, - браслет. Не избавишься.
- Избавимся. Только ты не поддавайся, понимаешь? Ты повеселись, Леська. Была ты в Ясене?
- Была, давно только.
- Вот и хорошо. Весь город твой, помнишь, что глашатай сказал? Ты веселись и о плохом не думай.
- А ты?
Керин рассмеялась, тряхнула головой. В глазах ее вспыхнули золотые искорки.
- А я буду искать. Кто ищет, тот находит, верно?
Долго бродила она в тот вечер по извилистым, тесным, как щели в камнях, улицам Ясеня. Солнце зашло, и жизнь города постепенно замирала. Затихал в ювелирном квартале певучий перезвон златочеканных молоточков, над улицами литейщиков и оружейников рдели, расплываясь в смуном небе, дымы, менялы захлопывали створки окошек в лавках, дергали, проверяя на прочность, засовы. Улицы пустели. Почти никого не встретила Керин на своем пути. Ей было холодно и одиноко. Хотелось, чтобы кто-нибудь большой и сильный подошел к ней, пожалел, взял на себя ее трудное дело. Она знала, что это невозможно. То, за что она взялась, она должна сделать сама. Город, весь город, обязанный по закону помогать ей, ничего не мог для нее сделать. Да она и не знала, что ей нужно. Убить Дракона? Но как? Неожиданная мысль остановила ее. Глупая! Чтобы убить Дракона, нужно оружие, любое оружие. А за оружием надо идти к оружейникам. Она даже улыбнулась. Конечно! Только надо действовать тайно. Вряд ли Старшины вообще позволят сражаться. Как жаль, что она никого в Ясене не знает. Но она найдет! Только б успеть.
Эта ночь была беспокойной. Все пять девушек собрались в одном покое, чтобы не было так тоскливо, но стало только хуже. Круглолицая сероглазая Мирна расплакалась. Флена, невысокая, пухлая, с добрым лицом и толстой косой, бросилась ее утешать и не выдержала сама. Леська послушала их согласный плач, помянула морока и завернулась с головой в одеяло. Керин тоже задремала. Только Наири по-прежнему сидела в углу, похожая на изваяние. За весь вечер она не вымолвила и слова.
Утом девушки разбрелись. При свете все казалось не так страшно, две недели были бесконечными, а город полным сказочных соблазнов. Если б только не черные браслеты, сомкнувшиеся на запястьях!..
Керин не сразу пошла в квартал оружейников. Сперва она миновала рыбные лавки, пахнущие мокрой чешуей и горячей солью, хлебные печи, стоящие прямо на улице, мимо густого запаха застоявшейся крови из мясных склепов - вниз, к бережку широкой и ленивой реки Ясеньки, надвое рассекавшей город. У пустых торговых причалов колыхалась на желтых волнах солома, обрывки кожи. Мальчишки, звонко перекрикиваясь, удили рыбу с мостков. Рыжий ободранный кот ходил поодаль и облизывался.
По берегу Керин вышла в садовый квартал и углубилась в узкие, с двух сторон огороженные глухими заборами улочки. За заборами буйно зеленели сады, пробивалась в щели неукротимая малина, ветви яблонь, не зная преград, наклонялись к прохожим. Изредка недозрелое яблоко срывалось с ветки и с глухим стуком падало под ноги. Одно такое яблоко подняла Керин и, с хрустом надкусив, продолжала свой путь. Если бы кто чужой увидел ее сейчас - позавидовал бы легким и беспечным шагам, ясной улыбке. Но прохожих не было, только псы, дремавшие в теплой пыли у заборов, провожали ее ленивыми взглядами.
Солнце грело все жарче, тени будто таяли, Керин прибавила шаг. Внезапно донеслись до нее вопль, грохот, дробный глухой перестук - и из-за поворота выбежал мальчишка в синей мастеровой блузе. Блуза спереди была сильно оттопырена, и он придерживал ее рукой. Мальчишка пробежал мимо Керин, подмигнул ей и стремительно нырнул в узкий пролом в заборе. Едва он спрятался, как появился пыхтящий от злости толстый садовник.
- Где он? - рявунул толстяк.
- Кто?
- Этот морок! Этот пень болотный!Эта синяя чума!
- Такого не видела.
Садовник перевел дух и досадливо махнул рукой:
- Мальчишка! Негодяй! Украсть мои лучшие груши! Где он?!
Керин промолчала.
- Ах несчастье! - возопил садовник. - Не догоню. Нет, не догоню.
- А ты не врешь? - он с сомнением взглянул на девушку и вдруг заморгал: Так ты из Избранных? Прости. Пусть Враг возьмет этого мальчишку. Идем, я дам тебе груш.
- Спасибо, - улыбнулась Керин. - Не не хочется сейчас.
- Ну так после придешь. Спроси дядюшку Сартона, тебе любой покажет. У меня лучшие груши в Ясене. Даже этот негодяй...
Он пошел назад, бормоча себе под нос. Когда он скрылся из виду, Керин быстро повернулась и позвала:
- Эй ты, грушевый воришка, вылезай!
- Я все слышал, - из щели вынырнула белобрысая нахальная физиономия с хитрыми глазами и сильно вздернутым носом. - Здорово, что ты меня не выдала. Я думал, девчонки этого не понимают.
- Чего не понимают? - невольно рассмеялась Керин.
- Краденное слаще купленного! На, попробуй. Заслужила.
Он вытащил из-за пазухи большую, розовато-желтую грушу. Керин надкусила. Вкус был свежий и сильный, и обильный, немного терпкий сок мгновенно наполнил рот.
- Вкусно? - спросил мальчишка. Она кивнула. - То-то. Сартон - умелец. Только нрав у него недобрый. Нет бы взять да угостить бедного оружейника! Поневоле сам возьмешь.
- Ты оружейник? - встрепенулась Керин.
Мальчишка развел руками:
- Покуда только ученик. Мой мастер ждет не дождется, пока я сам мастером стану. Так и говорит: 'И когда ты только вырастешь, Тума?' Тума - это я, пояснил он, запуская зубы в грушу. - Однако пошли отсюда, а то ведь добрый дядюшка Сартон может и вернуться.
На ходу поедая груши, Керин искоса поглядывала на нового знакомца. Хорошо, что подвернулся этот Тума! Поможет. А он болтал без умолку:
- Люблю груши, а ты? У Сартона они раньше всех поспевают, только он их бережет, как болотница свою корягу. Хорошо еще, что толстый, бегать не может, а то б шкуру содрал. Не знаю только, признал он меня или нет? Если признал, то непременно мастеру пожалуется. Ты не знаешь моего мастера? Оружейник Брезан лучший в Ясене, клянусь Сварогом! Только он строгий, ужас, до чего строгий... ну и лупит меня иногда. За дело, в общем, лупит. Вот вчера, например, сбежал я на площадь посмотреть, как Избранных посвящают...
Он вдруг резко остановился:
