образа жизни и смене стереотипов поведения. Идеология не была стабилизирующим элементом жизни общества.
Механизм смены режимов функционирования системы управления
Случается, что система управления слишком долго пребывает в стабильном, застойном состоянии и нет внешних причин для перехода к результативной нестабильной фазе — ни серьезных войн, ни стихийных бедствий, ни социальных кризисов. Все тишь да гладь, да божья благодать. В подобных условиях ничто не блокирует действие механизма потери управляемости, деградация системы управления приобретает необратимый характер. Начальники и подчиненные, учреждения и организации, фирмы и воинские подразделения, силовые структуры и церковные общины — все они постепенно находят столь изощренные способы уклонения от выполнения своих обязанностей, столь совершенный механизм формализации ритуалов, что система уже теряет способность при необходимости снова зажать все ресурсы в кулак и перейти в нестабильное состояние.
Упрощенно говоря, русская система управления представляет собой что-то вроде длинного поводка. В период нестабильности хозяин подтягивает поводок, берет собаку прямо за ошейник. В стабильный же, спокойный период поводок отпускается на максимальную длину, и у тех, кто на нем находится, возникает иллюзия полной свободы. Когда стабильный период затягивается слишком надолго, поводок вытягивается настолько, что в приемлемые для системы управления сроки его назад уже не подтянуть. В этих-то случаях и происходят необратимые социальные катастрофы, в частности революции.
Яркий пример — Октябрьский переворот. Система управления Российской империей долго находилась в стабильном, застойном состоянии, и общество успело выработать в себе действенный механизм противостояния государству и поддерживавшим государство идеологическим и политическим институтам. Когда началась первая мировая война и потребовалось вернуть страну в давно не применявшийся аварийно-мобилизационный режим, выяснилось, что государство уже потеряло способность навязывать обществу нестабильное состояние системы управления.
Бюрократия превратила государственную машину в дорогостоящий неработоспособный механизм, государство ее уже не контролировало. Например, незадолго до первой мировой войны начальник германского генштаба генерал Мольтке безуспешно пытался понять систему комплектования российского Генерального штаба, в котором было двести штатных мест, по спискам числилось четыреста офицеров, при этом до штата недоставало пятидесяти[255]. «Ни в одной стране мира до 1914 г. содержание госаппарата не обходилось так дорого, как в России, — 13 % годового бюджета»[256]. Такое государство не могло не рухнуть.
«Разложение императорской России началось давно. Ко времени революции старый режим совершенно разложился, исчерпался и выдохся. Мировая война докончила процесс разложения. Нельзя даже сказать, что февральская революция свергла монархию в России. Монархия сама пала, ее никто не защищал, она не имела сторонников. В этот момент большевизм оказался единственной силой, которая могла докончить разложение старого и, с другой стороны, организовать новое»[257].
Те поколения, которые делают революции в России, борются с существующей властью, фактически борются с существующим образом жизни. Свергаемые ими политический режим и образ жизни соответствуют русской системе управления на стабильном, застойном этапе ее существования. Борясь с застойным государством, революционеры как бы нарушают компромиссный общественный договор между государством и подданными, договор, в соответствии с которым подданные делают вид, что подчиняются государству, хотя на самом деле уклоняются от своих обязанностей, а государство делает вид, что оно всецело владеет ситуацией и руководит подданными, хотя на самом деле уже не может этого делать. Население, вслед за революционерами, отказывается притворяться покорными «государевыми холопами», и старое государство рушится вместе со стабильной, нерезультативной системой управления.
Что остается после этого? Русская система управления может находиться или в стабильном состоянии, или в нестабильном. Как только старое, застойное, бюрократическое государство разрушено и свойственные ему стабильные методы управления отвергнуты, то в общественном сознании, как и в каждой голове, остается только один набор правил поведения. Это набор стереотипов нестабильного, аварийно- мобилизационного времени, предшествовавшего только что уничтоженной революцией государственной системе.
В системе управления, раз уж механизмы стабильного состояния разрушены, остается только резервный набор механизмов — механизмов нестабильного, военного периода. Соответственно, победив и разрушив государство, старую церковь, традиционную модель семьи, то есть все, что соответствовало стабильному режиму системы управления, люди неизбежным образом в исторически сжатые сроки воссоздают систему предыдущую, аварийно-мобилизационную, кошмарно жестокую, но результативную.
Стиль управления радикально меняется. «Отказавшись от типа бюрократа, сложившегося в XIX веке (хотя и отчасти потерявшего свое влияние на рубеже веков), большевики создали институт комиссарства — вариант басмачества. Комиссары руководствовались идеей революционной законности, выполняя личные распоряжения пославших их наводить порядок и отбиравших зерно и драгоценности. Они не выглядели бюрократами. Более они походили на воевод и кормленщиков Древней Руси. Сухими бюрократами они оказались потом»[258].
После переворотов и революций русское государство добивается впечатляющих результатов в военно- политической, экономической и многих других сферах. Это естественно, ведь смена управленческого режима впрыснула адреналин в застоявшийся механизм системы управления, воссоздала мобилизационную экономику, позволила привлечь все необходимые ресурсы и бросить их на решающие направления. Ценой огромных жертв и расходов достигается успех.
«За 1917–1922 гг. Россия потеряла более 10 миллионов человек, несколько миллионов наиболее высококвалифицированных специалистов. Промышленность лежала в руинах.
К 1953 г., последнему году жизни Сталина, страна была принципиально иной. СССР вышел победителем из второй мировой войны и стал сверхдержавой. Российская империя не просто восстановлена, а значительно увеличилась благодаря появлению государств сателлитов и союзников. Треть населения мира следует указаниям из Москвы, а еще сотни миллионов с симпатией наблюдают за уникальным экспериментом на 1/6 части суши. СССР располагает мощнейшим ВПК и научно-техническим потенциалом». Как сказал по тому же поводу Черчилль, «Сталин принял из рук Ленина государство с сохой и превратил его в могучую страну с атомной бомбой»[259].
Получается, что в России бунты, революции и приравненные к ним по разрушительной силе реформы являются механизмом принудительной смены стабильного состояния системы управления на нестабильное. Когда система слишком долго пребывает в застойном режиме и нет каких-либо внешних факторов, вынуждающих ее мобилизоваться, то в этом случае в системе срабатывает внутренний ограничитель, и она взрывается революцией. Страна автоматически откатывается к нестабильному режиму функционирования системы управления, к мобилизациям, репрессиям, результативной работе.
Таким образом, было бы ошибкой рассматривать российскую государственную машину только как универсальное средство подавления населения, подчинения его целям государства. Нельзя сказать, что государство всегда противостоит людям. Взаимоотношения государства и населения зависят от фазы, в которой находится система управления. Государственный аппарат — что-то вроде господствующей высоты, которую по очереди занимают то одна, то другая воюющие стороны.
В нестабильной фазе государственная машина с помощью идеологического давления, репрессий и прочих мобилизационных механизмов вынуждает население работать аварийно и достигать требуемых результатов. Когда нестабильное состояние системы управления затягивается, это чревато слишком большими потерями для страны — система начинает пожирать своих, истреблять направо и налево собственное население, слишком активно проедать ресурсы, то есть идет вразнос.
Маятник русской истории достигает высшей точки нестабильности, аварийности — и начинает неизбежное движение назад, в противоположную фазу. Начальники и подчиненные, устав бояться наказаний и надрываться на работе, приспосабливаются к агрессивной среде, к нестабильному режиму,
