Чем критичнее ситуация, тем шире полномочия параллельных управленческих структур. В ходе работы по введению в эксплуатацию эвакуированных в начале Великой Отечественной войны заводов «резко повысилась роль промышленных отделов ЦК компартий союзных республик, обкомов, горкомов. Они оперативно выполняли директивные указания ЦК ВКП(б), когда наркоматы не справлялись с оперативным руководством своими предприятиями. Поэтому по прибытии в область новых заводов образовывались соответствующие отделы в партийных структурах — танковые, авиационной промышленности и т. д.: например, в Пермском обкоме число отраслевых отделов увеличилось с пятнадцати до двадцати»[278].
Фактически партийные органы подменяли собой отраслевые. Так, в Челябинске отраслевые отделы устанавливали по всем эвакуированным предприятиям сроки ввода в эксплуатацию и обеспечивали их рабочей силой (то есть перераспределяли ее с других предприятий и учреждений)[279]. В других областях они устанавливали особую отчетность директоров заводов о ходе монтажа, давали задания о поэтапном вводе в эксплуатацию и так далее [280].
При отсутствии пользующихся доверием высшего руководства параллельных структур они создаются заново (как опричники Ивана Грозного), или же свойственные параллельным структурам функции возлагаются на те подразделения, которые характеризуются наибольшей управляемостью и подконтрольностью высшему руководству. При Петре I ими были гвардейские части и специально созданный институт фискалов:
«В центре и на местах были введены должности фискалов (провинциальных и городовых), которые доносили о всех нарушениях законов, взяточничестве и вообще всех делах, приносящих вред государству.
Обер-фискал, руководивший ими, входил в состав Сената. Доносы фискалов ежемесячно докладывала Сенату Расправная палата. Фискалы были освобождены от податей, подсудности местным властям и даже ответственности за ложные доносы»[281].
«Хотя Сенат был руководящим и контролирующим органом, но и за его деятельностью был установлен контроль. С 1715 г. за работой Сената следил сенатский генерал-ревизор, потом сенатский обер-секретарь и штаб-офицеры гвардии, а с 1722 г. генерал-прокурор Ягужинский и обер-прокурор, которым подчинялись прокуроры во всех других учреждениях.
Генерал-прокурор контролировал работу Сената и его канцелярии, принятие и исполнение его приговоров, их опротестование или приостановление. Подчинялись генерал-прокурор и обер-прокурор только царю и подлежали только царскому суду»[282].
В отличие от Петра I В. В. Путин видит в роли параллельных структур (созданных в рамках федеральных округов) не армейских офицеров, а хорошо знакомых ему представителей спецслужб. Вообще, усиление и кадровое обновление параллельных властных структур — признак приближающегося перехода системы управления в нестабильную фазу.
Деятельность параллельных управленческих структур в годы преобразований была весьма многогранной. Так, в эпоху Ивана Грозного «опричники обшарили всю страну, все города и деревни… Тут начались многочисленные душегубства и убийства. И описать того невозможно! В силу указа все считалось правильным»[283] Опричный террор не был направлен против каких-то определенных социальных групп, его задачей было разрушение традиционных социальных норм и стереотипов поведения во всех слоях населения. Как показали исследования В. Б. Кобрина, опричнина не внесла никаких принципиальных изменений в структуру феодального землевладения, а репрессии в одинаковой мере коснулись всех категорий феодалов[284].
Петровские реформы: «Посланным в провинцию гвардейцам предписывалось „губернаторам беспрестанно докучать“, чтоб они неотложно исполняли царские требования, в противном случае гвардейцы должны были „как губернаторов, так и вице-губернаторов и прочих подчиненных сковать за ноги и на шею полонить цепь, и по то время не освобождать, пока они не изготовят ведомости“»[285].
В 1723 году в Твери за волокиту со сбором налогов тверского воеводу вкупе с прочим начальством долго держали в оковах по распоряжению гвардейского рядового солдата. Солдат Преображенского полка Пустошкин посадил на цепь московского губернатора Воейкова, имевшего чин бригадира[286]. Брауншвейгский посланник Вебер писал: «„Члены почтенного Сената, куда входили главы знатнейших родов из всех царских владений, были обязаны являться к какому-то лейтенанту, который судил их и требовал у них отчета“.
…К фельдмаршалу Шереметеву был приставлен гвардии сержант Щепотьев. Щепотьев был не просто соглядатаем, он привез царское письмо, где говорилось, что Щепотьеву „велено быть при вас некоторое время, и что он вам будет доносить, извольте чинить“ (фельдмаршалу предлагалось слушать сержанта).
Сохранились письма Шереметева, где он жалуется: „Он, Михайло (Щепотьев), говорил во весь народ, что прислан за мной смотреть и что станет доносить, чтоб я во всем его слушал“»[287].
Что касается бурной деятельности представителей параллельных структур в XX веке (комиссаров, секретарей парткомов, политотделов в совхозах, СМЕРШ в армии и т. д.), то на эту тему и так написано много.
Так, «Председатель ВЧК Дзержинский создал при себе группу особо верных чекистов — „железную группу“ — специально для неожиданных налетов на госучреждения, проверки их работы и следствия по обнаруженным злоупотреблениям. На счету „железной группы“ числилось немало успешных дел… 10 января 1919 г. Е. Бош в докладе ЦК о своей поездке в Астрахань сообщала, что до ее приезда местная чрезвычайка четыре раза меняла свой состав и при этом „почти что каждый раз прежний состав обязательно попадал в тюрьму“»[288].
Можно лишь удивляться буйной инициативе и детской непосредственности представителей параллельных структур. Вот как П. Д. Мальков рассказывает о том, как в 1917 году, будучи матросом крейсера «Диана», он закрыл редакцию «Биржевых ведомостей»:
«Паршивая была газетенка, черносотенная. Вечно всякие пакости писала, не раз на моряков-балтийцев клеветала. Приезжаю в Балтийский экипаж, говорю ребятам: пора „Биржевку“ прикрыть, нечего с ней церемониться! …Сразу нашлось несколько охотников. Когда выходили из редакции „Биржевки“, смотрю: по соседству журнал „Огонек“. Тоже вредный журнал. Посоветовались мы с ребятами и решили и его заодно закрыть»[289].
Годы коллективизации: «Активисты лютовали как дьяволы. У них, казалось, и в самом деле классовый нюх, они никого не жалели. Кто не шел в колхоз или не справлялся с заданьями, тех эта команда выбрасывала из хаты. Старый, малый, больной — для них все равно. Еще и трубы, бывалоча, развалят, и повыбивают двери и окна, чтоб не возвращались люди с улицы»[290] .
Своим появлением в России параллельные управленческие структуры обязаны системе местничества и реформам Ивана Грозного. «В военном деле анахронизм местнических порядков ощущался особенно остро. Назначения на высшие воеводские посты по принципу „породы“ и знатности приводили на поле брани подчас к катастрофическим последствиям. Боярская дума и знать не допустили отмены местничества… По этой причине „приговоры“ о местничестве носили половинчатый, компромиссный характер. Они… вносили некоторые перемены в структуру военного командования. Новые законы позволили правительству назначать в товарищи к главнокомандующему (непременно самому „породистому“ из бояр) менее знатных, но зато более храбрых и опытных воевод, которые отныне ограждались от местнических претензий всех других воевод»[291].
Так появились две параллельные управленческие вертикали. Потом этот подход, неплохо себя зарекомендовавший, был распространен на гражданскую службу, где рядом со знатными думскими боярами, формальными руководителями приказов, появились думные дьяки-специалисты, происходившие, по выражению Курбского, «из поповичей и простого всенародства» и тянувшие на себе основную административно-управленческую работу. «В середине XVI века …власть в уездах — „губах“ переходит к выборным губным старостам (из дворян) и их помощникам, губным целовальникам (из черносошных
