частями на «линии Кёнигсберг», а уже через полчаса на станцию «Панино» вошли русские.
Встретивший нас через три километра на дороге фон Бёзелагер передал Ламмердингу все необходимые распоряжения, касавшиеся сектора обороны у Гридино, который и предстояло оборонять остаткам нашего 3-го батальона. Ламмердинг и весь остальной батальон спешно направились к этим позициям у Гридино, до которых оставалось еще четыре километра, а мы с Генрихом временно остались при посте боевого управления фон Бёзелагера. С характерной для него основательностью он устроил из него настоящую крепость.
Введя нас внутрь этого импровизированного бастиона, фон Бёзелагер критически осмотрел меня своими пронзительно голубыми, как закаленная сталь, глазами, отметил, что я крайне истощен, и добавил к этому:
— Давайте, доктор, и ты, Генрих, садитесь, я напою вас сейчас горячим бульоном.
Генрих попытался было помочь ему, но фон Бёзелагер мягко толкнул его обратно на скамью и сказал:
— На этот раз поварёнком побуду я.
Пока мы отогревались у огня и пили обжигающий бульон, фон Бёзелагер обрисовал нам в общих чертах, что нас ожидает на «линии Кёнигсберг».
— Это не самая лучшая из линий обороны, — сразу признал он, — но по крайней мере она выбрана опытными тактиками, и что-то путное из всего этого сделать можно.
— Как вы думаете, как долго мы здесь пробудем? — спросил я его.
— Надеюсь, долго. Отступать дальше, не ухудшив значительно общего положения, мы больше не можем. Мы теперь на таком рубеже, где мы должны либо остановить красных, либо погибнуть. На фронт отправляют уже любого более-менее здорового мужчину о двух руках и ногах. Эту линию обороны мы просто
— Слава богу, хоть переход этот закончился. Любой наш солдат предпочел бы сейчас схватиться с полусотней русских, нежели пройти еще полсотни метров. Однако из того, что вы рассказали, герр риттмейстер, я так и не уяснил для себя, насколько имеющаяся ситуация безнадежна или, напротив, обнадеживающа.
— Скоро, черт подери, узнаем, — ответил фон Бёзелагер.
Слёзы ветерана
Фон Бёзелагер был прав. Вскоре мы, черт подери, узнали… Но вначале русские позволили нам провести в Гридино один день без войны, и нас встретили дожидавшиеся там прибытия батальона обер- лейтенант Бёмер и лейтенант Кизо. Бёмер уже оправился от легких ран, полученных им у Шитинково, а Кизо — от ран, из-за которых он выбыл из строя еще осенью.
Бёмер — как старший по званию офицер — принял на себя теперь командование батальоном, Ламмердинг был возвращен на должность адъютанта, Беккер был назначен командиром 12-й роты пулеметчиков, лейтенант Олиг — командиром 11-й роты, а Кизо принял под свое командование остатки 10-й роты. Теперь численность нашего батальона выглядела так: шесть офицеров и 137 человек унтер- офицерского и рядового состава.
Несмотря на неотложность проведения оборонительной подготовки, всему батальону было выделено шесть часов на отдых — довольно умеренное послабление, которое было воспринято нами как шесть каких- то нереальных, украденных где-то часов. Впервые за восемнадцать последних дней у наших солдат появилась возможность лечь и поспать, вместо того чтобы урывать по нескольку минут дремы между атаками русских и своими обязанностями караульных. Только тогда я по-настоящему осознал, что человек в состоянии выдерживать пребывание в гораздо более суровых климатических условиях и переносить гораздо более сильное напряжение, нежели животное; в критические моменты он может использовать для этого свою силу воли, а также имеет возможность сберегать значительное количество жизненной энергии благодаря способности к разумному мышлению.
Люди пробуждались ото сна посвежевшими, с возрожденным боевым духом. К тому же нас приободряло то, что оборонять Гридино будет легче, чем Шитинково. Леса здесь начинались почти в километре от деревни, и единственной неблагоприятной особенностью ландшафта с точки зрения обороны являлось некоторое понижение местности, ведшее к большому колхозному амбару около деревни и поросшее мелким подлеском и кустарником. Перевязочный пункт был, как обычно, расположен рядом с батальонным пунктом боевого управления, а та часть дома, к которой была пристроена конюшня, смотрела как раз в ту сторону, откуда ожидалась атака врага. Ввиду того, как удачно проявил себя Генрих в Шитинково, я поручил ему организовать оборону перевязочного пункта со стороны конюшни, т. е. с тыльной части здания. Тульпин подготовил к работе операционную.
Нам предстояло оборонять фронтальную линию протяженностью чуть более полутора километров, а сама деревня была открыта для ударов с трех главных направлений. Батальон не располагал ни противотанковыми, ни легкими орудиями, но нас обещали усилить артиллерийскими подразделениями на весь следующий день. Видимо, нам лучше всего было придержать их в резерве до начала непосредственно самого боя; ста сорока трем человекам предстояло защищать полуторакилометровую линию обороны от атак с трех направлений!
Ночь прошла спокойно. В 5 утра зазвучала тревога. Под покровом тьмы отряд из примерно двадцати пяти красных прокрался незамеченным в наше расположение прямо за спиной патруля, обходившего выносные сторожевые посты, и окружил некоторые из домов. Бёмер и Беккер ответили контратакой, русские бросили в бой сильное подкрепление, и после жестокой рукопашной схватки дома были отбиты, а русские отступили к колхозному амбару за деревней. После еще нескольких контратак в дело вступила артиллерия, и в результате русские были обращены в бегство. На поле боя после них осталось шестьдесят пять убитых; кроме того, мы захватили восьмерых пленных, а также два вражеских пулемета и четыре миномета.
Едва лишь батальон успел перегруппироваться и запастись боеприпасами, как русские атаковали нас снова, но теперь уже с севера. Довольно короткого промежутка времени между первой и второй атаками оказалось, однако, достаточно для того, чтобы от дикого мороза смазка в большинстве наших пулеметов опять застыла, приведя их в небоеспособное состояние, и их пришлось спешно отогревать у печей. Один- два отряда применили более оригинальный и, главное, экстренный выход из положения: они облили металлические части пулеметов бензином и подожгли их. Огонь растопил смазку, и пулеметчики снова вступили в бой. Вторая атака была также отбита, и на этот раз в снегу перед нашими позициями осталось тридцать трупов русских.
Бёмер знал, что следующую атаку русские предпримут с наступлением темноты. Для того чтобы сократить протяженность нашей линии обороны, было сожжено несколько домов и амбаров. Пулеметы, боеприпасы и все остальное было должным образом подготовлено к очередному бою.
Через полчаса после того, как в 4 часа пополудни уже стемнело, русские ударили по деревне пулеметными очередями, а вслед за этим, отчаянно вопя, бросились в атаку. При свете ракет стало видно, что их было около четырех сотен. Немецкие минометы и автоматы ударили плотным заградительным огнем в самую гущу этой массы, и первая волна вражеского ночного наступления залегла в сугробах. Далее оно было перенаправлено на самую северную оконечность деревни, где Кизо подготовил в первом же доме сильный опорный пункт нашей обороны. В попытках захватить этот дом русские предприняли несколько самоубийственно отчаянных атак, но каждый раз безуспешно. В конечном итоге Кизо и двое его пулеметчиков были ранены, а четверо убиты, но враг так и не смог прорваться в деревню через этот бастион.
В результате последовавшей далее атаки силами примерно в сто человек русским удалось захватить несколько домов, но почти сразу же мы выбили их оттуда нашими контратаками. Правда, при этом автоматной очередью с близкого расстояния вначале был убит лейтенант Олиг, а затем, получив тяжелое ранение, упал Ламмердинг.
Для того чтобы помочь нам заткнуть бреши в нашей обороне, к нам прибыло подкрепление из 37-го
