личности, практически полностью поглощенной и растворенной Тзаттогом.
Пенна устремилась к этой точке. Ее движение было стремительным и все же томительно долгим. Она настигала недостижимое, она пыталась проникнуть туда, куда проникнуть было невозможно.
И внезапно — в единое мгновение — ей это удалось. Ее объял нестерпимый свет, настолько яркий, что он причинял острую боль всему ее существу.
Все воспоминания разом набросились на Пенну, как дикие звери на добычу. Они рвали ее зубами, терзали когтями, впивались в ее душу, точно лютые враги, ненавидящие ее много лет и наконец дорвавшиеся до мести.
Она закричала, и не услышала своего голоса. Ее крик терялся в бесконечности.
Она снова видела себя — нет, не ребенком, четырнадцатилетней девочкой. Подобранная на болотах безродная сирота, выращенная солдатами, она пришла к отрядному магу и попросила изменить ее плоть — таким образом, чтобы она могла сражаться, стать воином, как и ее товарищи. Ее больше не устраивала роль отрядной любимицы, девочки, которая могла при случае приготовить еду или посидеть с ранеными, поговорить с ними. Ей хотелось гораздо большего.
Отрядный маг сперва отговаривался… Новая, измененная Пенна поняла, почему он боялся прикасаться к ней магией.
Потому что она уже была сильно изменена. Потому что она являлась вовсе не тем, чем выглядела. Отрядный маг немало потрудился над ней. Ему пришлось нелегко.
Она могла сейчас дословно воспроизвести свой последний разговор с тем человеком.
«Скоро я уйду из этого мира», — сказал отрядный маг своей любимице.
«Все мы смертны, — ответила она тогда, — но час нашей смерти известен лишь Архаалю».
А он рассказал ей о своем прошлом.
«Я никогда не отличался большими способностями к магии… Я был самым обычным мальчишкой. У меня даже было счастливое детство».
Лишь сейчас она стала понимать, почему он смущался, рассказывая об этом. Нет, вовсе не потому, что многие с такой тоской говорили о жизни, бывшей до Катаклизма… Отрядный маг упоминал своих родителей — состоятельных людей, которые были уничтожены Катаклизмом. Прибавил поспешно: «Катаклизм был неизбежен, он был меньшим злом — но все же злом…»
И еще он признался в том, что всегда был не слишком хорошим магом. Не обладал ни особыми дарованиями, ни глубокими познаниями в магии.
Да, тяжело ему пришлось! Он не мог объяснить девочке, как она рискует, обратившись к обычному магу средней руки с просьбой о видоизменении ее тела. Не мог рассказать ей о том, какие трансформации уже были проделаны над ней. И все же он рискнул…
И Пенна-лучница приобрела зеленоватую кожу, пепельные волосы, длинные и толстые пальцы на правой руке — непропорционально длинные и толстые по сравнению с левой. И еще постоянно расширенные зрачки, позволявшие ей видеть в темноте.
Бетмур. Она вспомнила его имя.
И внезапно ощутила его близость.
Пенна вскрикнула от радости. Бетмур жив! Жив — после того, как угодил в чумной туман, после того, как она своими руками застрелила его, чтобы он не сделался добычей чумы…
И когда она вспомнила, какой чистой и какой реальной была смерть Бетмура, то радость ее угасла. Нет, отрядный маг не спасся. Он в плену. Он превращен в некое отвратительное существо, не живое и не мертвое, и какая-то мистическая сила владеет его душой.
Осторожно, как по смертоносному лабиринту, пробиралась Пенна к Бетмуру. Она видела, как сквозь мутное стекло, комнаты, заполненные искаженными, уродливыми существами. Она поднималась по лестницам и заглядывала в другие покои, обставленные богато, даже роскошно, но, с точки зрения девушки, безвкусно и совершенно неуютно. Во всяком случае, Пенне не захотелось бы жить там. Она, ночевавшая в грязных тавернах и на голой земле, побрезговала бы заснуть на кровати, покрытой скользким, как жаба, шелковым покрывалом…
В лабораториях стояли колбы, наполненные густыми эликсирами, и чаши с золотым песком, с зелено- коричневым варевом, с толчеными костями, с воском и резаными волосами. Несколько ободранных почти до кости тел свисали с цепей, прикованных к стене, и Пенна заметила, что некоторые из них были еще живы — они дергались, и цепи отзывались глухим звоном.
Затем невидимая шпионка опять спустилась по лестнице и очутилась в помещении, где сидели и лежали разнообразные существа. Сперва ей подумалось, что это, должно быть, слуги, но они не были заняты никаким делом. Они даже не отдыхали. Они как будто ждали чего-то…
«Это склад, — осознала Пенна. — А все уродцы, собранные здесь, просто материал для опытов и исследований мага, который живет в доме. У них нет воли, нет желаний, они не осознают времени…»
Она содрогнулась. Такая участь показалась ей слишком страшной даже для нежити.
А потом она увидела — нет, даже не увидела, почувствовала — того, за кем пришла.
Бетмур все еще сохранял часть своей личности, и Пенна потянулась к нему. Безликое уродливое существо, сгорбленное, прижавшееся к стене, вдруг встрепенулось, когда Пенна прикоснулась к нему мыслями. Он долго не мог понять, что происходит. Оборачивался, шарил вокруг себя руками — искал того, кто вторгся в его сонное полубытие.
И вдруг он замер. Его подслеповатые глаза широко раскрылись, безгубый рот задвигался.
— Я знаю тебя, — прошептал он.
— Тише, — отозвалась Пенна. — Иди за мной.
Повинуясь светящейся точке, которая внезапно возникла в его сознании, Бетмур поднялся и двинулся к выходу из комнаты. Остальные даже не заметили этого.
Они спустились вниз, в помещение без окон.
— Ты скажешь мне, кто ты? — спросил Бетмур светлое пятно, которое с каждым мгновением становилось все больше.
Бетмуру казалось, что там, где сияет этот странный потусторонний свет, все ясно и просто, а весь остальной мир погружен в мутную полутьму.
— Мы были знакомы — давно, в другой жизни, — сказала Пенна.
— Кто ты?
— Мы были…
— Нет, назовись! — перебил он.
Впервые за долгое время у него появилось собственное желание. Он хотел знать имя той знакомой незнакомки, которая так властно возникла перед ним и заполнила его мысли. Бетмур был потрясен этим обстоятельством.
— Ты звал меня Пенной, — сказала девушка.
— Пенна… — Он как будто пробовал ее имя на вкус. — Пенна… Говоришь, мы были близки? Насколько близки?
— Мы сражались бок о бок, — ответила она грустно.
Он помолчал, вслушиваясь в звучание ее бесплотного голоса, который эхом отдавался в его сознании. Потом Бетмур засмеялся:
— Было еще что-то, что связало нас покрепче, чем совместное участие в битвах… Ты была моей любовницей?
Пенна могла бы поклясться, что в тоне полуожившего Бетмура прозвучало лукавство. Ей стало тепло и радостно, и вместе с тем она ощутила горечь.
— Нет, наша связь — другого рода… — проговорила она.
И тут он понял.
— Ты убила меня, — сказал он. — Но почему я не чувствую ненависти?
— Потому что ты сам просил об этом. Ты… хотел умереть, прежде чем чума…
— Чума, — перебил он. — Да. Теперь я вспомнил. Наш отряд, туман… И ты. Ты выжила?
— Нет, — сказала она, и они рассмеялись оба.
