и измененную с помощью магии сиротку.
Утратив свое тело, Пенна вошла в сущность Тзаттога и сделалась частью его личности. Там, внутри своей души, он воздвиг для нее престол и окружил ее обожанием.
Благодаря присутствию Пенны Тзаттог сделался гораздо могущественнее, чем был. Внешне принц- упырь очень напоминал человека — и вместе с тем таковым никогда не являлся, и это каким-то образом сразу бросалось в глаза. Рослый, широкоплечий, стройный, с правильными, как у статуи, неподвижными чертами, он тем не менее производил жуткое, отталкивающее впечатление. Длинные и красные, похожие на когти хищника ногти маленьких, изящных рук, острые желтоватые зубы и вспыхивающие алым глаза придавали ему сходство с вампиром… Однако ж и вампиром он тоже не являлся. Впрочем, от крови Тзаттог никогда не отказывался — как от лакомства и элемента сексуальной игры. Инстинктивно Тзаттог чувствовал, что тот, чью кровь он пьет, признает его власть над собой, и это упоительное ощущение наполняло принца-упыря экстазом.
Медленно взмахивая огромными черными крыльями, Тзаттог летел над болотами Ракштольна. Он видел поселения троллоков — охваченные чумой и еще свободные от бедствия, видел он и отважных троллей, что мужественно сражались против умертвий — даже погибая, даже будучи зараженными и смертельно раненными; встречались ему мощные хедды с непомерно широкими плечами и огромной, выдвинутой вперед челюстью… Остатки архаалитов пробирались из болот в степи Тугарда, спасая свои ничтожные жизни… Инквизиция охотилась на еретиков, и Тзаттог любовался с высоты кострами, пылавшими там, где пытались найти приют приверженцы учения Архааля…
Погруженный в хаос и разрушения Лаар наполнял сердце Тзаттога радостью.
Та, которой он служил, та, которая призвала его из небытия и дала ему жизнь, гневалась и мстила исконным обитателям Лаара за свое пленение. Та, о которой здесь никто не знал, но чье присутствие все уже ощутили на собственной шкуре.
Ибо явилась несущая Кару, и мир больше никогда не будет прежним.
Пенна могла создавать миры по собственному усмотрению. Ей стоило лишь пожелать и представить себе нечто, и оно тотчас возникало, точь-в-точь такое, как ей хотелось, и она управляла своей вселенной самовластно и милостиво.
Сегодня ей захотелось выйти к морю, и она стала воображать море, которого в обычной жизни никогда не видела. Бетмур говорил, что море — это много воды. Гигантские волны несутся от горизонта к берегу, набрасываются на песок, но ломаются и вдруг растекаются, а потом с шипением уползают обратно…
Пенна шла через рощу. Она хорошо видела эту рощу: высокие деревья с тонкими золотистыми стволами, густая кудрявая листва, сквозь которую пробивается солнце… Цветы. Ей хотелось, чтобы возникли цветы, и это случилось: на зеленых ветках вдруг раскрылись огромные красные лепестки. Она засмеялась от удовольствия.
Впереди она увидела маленькое белое строение, похожее на беседку. Пенна подошла к нему. Не хватало скамьи, чтобы присесть и отдохнуть. Пенна подумала об этом, и скамья тотчас появилась.
«Бархатная подушка!» — безмолвно приказала Пенна и опустилась на мягкое сиденье.
Она подняла голову. Деревья расступились, и девушка увидела море.
Ярко-синяя вода блестела в лучах заходящего солнца, волны выше гор стояли возле горизонта и одна за другой направлялись к берегу. Они падали на земную твердь, ломали себе хребет и, хватаясь пенными руками за песок, бесславно уползали обратно.
Все было в точности так, как ей рассказывали. Море, волны, берег. Чудесно!
Пенна хлопнула в ладоши. Видение стало еще более ярким и отчетливым. Солнце заблестело красным, по воде протянулась дорожка.
Пенна знала, что могла бы, если бы захотела, пройти по этой дорожке навстречу солнцу. Или взлететь. Здесь, во вселенной, которую подарил ей Тзаттог, она обладала истинным всемогуществом.
…Она не видела, где находится сейчас тот, кому она отдала свою жизнь. Не видела ни черного, усеянного мертвыми звездами неба, в котором он летел, мерно взмахивая гигантскими крыльями, ни потерянной в ночи земли, ни отдаленного зарева…
Тзаттог ощущал творческую энергию Пенны, ее радость, ее преданность ему, и это наполняло его невероятной мощью. Ему, в свою очередь, не было дела до ее фантазий. Главное — чтобы счастлива оставалась королева умертвий. И чем счастливее Пенна в своем иллюзорном бытии, тем сильнее становился Тзаттог в явленном мире.
Между тем Пенна изменяла не только свою вселенную, но и себя. Внезапно ей захотелось стать желтокожей — и ее руки и лицо приобрели шафрановый оттенок, а волосы стали красными. Темно- багровыми сделались и ее глаза, а ресницы и брови — как кровь. Это ей понравилось. Она потребовала зеркало, и в проеме между колоннами беседки возникло огромное серебряное зеркало, в котором отражалось прекрасное оранжево-багровое существо с волосами до земли.
Пенна засмеялась… И тут увидела, что в том же зеркале отразился второй человек.
В первое мгновение она не поверила своим глазам. Она не желала здесь видеть никакого второго человека. Она хотела оставаться в своем мире одна и царствовать безраздельно. Кто же этот дерзкий пришелец?
Пенна повернулась, втайне считая, что сейчас чужак исчезнет и все пойдет по-старому. Возможно, она, сама того не ведая, нафантазировала себе собеседника, вот он и явился. Однако стоит королеве умертвий пожелать — и…
Но чужак по-прежнему стоял перед ней, никак не отвечая ее желаниям. Он выглядел как человек — совсем молодой человек с грустным, серьезным лицом. Он поднял руки, словно обороняясь от нее, и внезапно она узнала их: красные, исцарапанные. Только руки и вызвали в ней некое смутное воспоминание — лицо чужака по-прежнему оставалось для нее загадкой.
— Я тебя видела прежде, — проговорила Пенна, королева умертвий.
Ее голос прозвучал странно. Раньше она в своем мире еще ни с кем не разговаривала. Пенна осознала это, и ей стало не по себе. Прежде у нее не было необходимости общаться с кем-либо при помощи слов. Все, кто появлялся по ее воле в этой маленькой вселенной, понимали Пенну безмолвно — она общалась с ними с помощью мыслей. Теперь же ей впервые за очень долгое время потребовался голос.
Он оказался таким непривычным! В нем звенела медь, он то и дело срывался, дребезжал, как разбитая посуда, а потом вдруг грубел, звучал как у мужчины. Находясь в своем вымышленном мире, королева умертвий так и не научилась пользоваться голосом.
Чужак протянул к ней руку.
— Ты меня видишь? — прошептал он.
Свистящий, неприятный шепот.
— Я вижу тебя. — Она тоже зашептала.
— Кто ты? — спросил он.
— Ты думал обо мне? — вопросом на вопрос ответила она.
— Да.
— Поэтому ты и оказался здесь?
— Возможно… Где мы находимся? Я никогда не бывал здесь прежде.
— Это мой мир, — заявила Пенна. — Посмотри, я могу творить здесь все, что мне угодно.
— И тебе это нравится?
— Конечно! А тебе разве не понравилось бы?
— Не знаю.
— Как ты попал сюда?
— Пенна, — сказал чужак. — Я помню твое имя. Пенна. Мы встречались раньше. Я знал тебя. Я думал о тебе. Поэтому, наверное, я и оказался в твоих мыслях… в твоем мире.
Глаза в глаза. Может ли унгар, скованный, связанный, брошенный в темницу, не имеющий кристалла, подчинить себе существо, находящееся в иллюзорном, вымышленном мире?
Она даже не сопротивлялась. Возможно, она не ощущала, что он творит сейчас над ней ментальное насилие. Напротив, Пенна охотно поддалась ему. Он ощутил ее одиночество и печаль, и ему стало жаль ее.
