— Бросайте ножи! — сквозь зубы приказал отец Равера.
В пророка тумана полетели ножи. Золотые Скорпионы из личной охраны отца Раверы не промахивались — все их метательные лезвия точно вошли в цель. Ринан Сих был пронзен сразу четырьмя кинжалами, но это не произвело на него ни малейшего впечатления. Он даже не почувствовал боли.
Из прорех в его одежде начал струиться туман. Длинные тонкие струйки этого тумана смешивались с теми, что вытекали из чумного тотема. Внезапно тотем буквально взорвался, и густое облако окутало всех собравшихся. Ринан Сих смеялся от счастья. Ему не придется теперь проделывать долгий и трудный обратный путь к Кианне. Кианна сама пришла к своим новообращенным, чтобы заключить их в материнские объятия.
Глава двенадцатая
Император Орвас собирал огромную армию. Он призывал под свои знамена всех, кто был готов взять в руки оружие и выступить против сил Тьмы. О том, что Ангел Света остался глух и равнодушен к призывам императора, знали очень немногие. Большинство же считали, что само появление подобных существ на Лааре предвещает близость какого-то великого чуда, неслыханного поворота к лучшему. Поэтому, невзирая на то, что Ангел не совершил ровным счетом никаких деяний, которые можно было бы считать началом битвы с Тьмой и Карой богов, люди все-таки обращали взоры к небу с радостью и добрыми предчувствиями.
Сам же Орвас не строил никаких иллюзий. Ему было известно, что он ведет свои войска на гибель. Он давно принял это решение, коль скоро никакого другого просто не дано. В какой-то мере Орвас ощущал личную ответственность за происходящее, поскольку одной из самых значительных фигур в армии Шаггона был собственный отец нынешнего императора, Адрелиан, развоплощенный, превращенный в призрака, в жуткую сущность, в которой не осталось ничего от прежнего Адрелиана… если не считать искусства полководца, которым тот владел в полной мере.
Эсайасу Новеру представили очередную партию новобранцев. Он с грустью осматривал их, попутно раздавая советы — кому какое оружие предпочесть, какой доспех будет надежнее и так далее. После битвы на болотах Новер чувствовал особенную ответственность за каждого человека, вверенного его командованию. Некоторые солдаты изображают дело так, что, мол, командирам все равно, сколько человек будут убиты в бою, лишь бы выиграть сражение да сохранить в целости собственную шкуру.
Что ж, может быть, для иных командиров так дело и обстоит. Но только не для Новера. Он достаточно пережил ужаса, чтобы понимать: каждый солдат представляет собой огромную ценность. Каждый. И любая потеря оставляет на сердце оставшихся в живых незаживающую рану.
— С таким отношением ты много не накомандуешь, братец, — заметил Эсайасу Легрис, его старший брат.
Все Новеры были в армии, даже отец пришел предложить императору свой меч. Они видели в этом дело чести, а честь свою Новеры из Тугарда берегли свято.
Эсайас прикладывал немало усилий для того, чтобы Легрис встречался с ним пореже. Общение с братом было ему в тягость. Когда молодому Новеру впервые сообщили о том, что прибывают его старшие братья, он скорчил недовольную гримасу. Этого только не хватало! Он ведь и из дома-то ушел для того, чтобы находиться подальше от родственников. Надо было оставаться в обители. Сделаться монахом и умерщвлять свою плоть до такого состояния, чтобы мать родная не узнала, даже столкнувшись нос к носу.
Увы, времена настали слишком суровые и требовали совершенно другого… И вот все Новеры собрались, и избежать встречи никак не удастся.
Эсайас до сих пор морщился, вспоминая, как наткнулся на Легриса в лагере, разбитом под стенами Аккении, города отважных: воинов собралось так много, что все они в городских стенах бы не поместились, да и для тренировок требовалось много открытого пространства.
— Вот где привелось увидеться, братишка! Неужели ты не рад своему брату, Эсайас? — Легрис широким шагом шагал ему навстречу.
Эсайас кисло улыбнулся:
— Разумеется, очень рад.
— У меня припасена хорошая выпивка. Пойдем, младший братишка, выпьем, посидим, как мужчины, а не как детки на маминой лавочке. Помнишь, как бывало?..
Эсайас с удивлением понял, что Легрис на самом деле считает, будто у них было счастливое время — там, в родительском гнезде. Будто наличие старших братьев обеспечило Эсайасу прекрасное детство. И если сам Эсайас вздумал вдруг пойти в святые отцы, то это было вовсе не обдуманное решение взрослого человека, а дурацкая выходка младшего братика, который и всегда-то был чудаковат.
Ну теперь все их былые детские шалости и маленькие разногласия вроде как остались в прошлом, началась великая война, оба брата в армии — так что самое время им встретиться и посидеть за выпивкой по-мужски, как выражается Легрис.
Неужели никто из Новеров так ничего и не понял? Не догадался, каким тяжелым, скучным и мрачным было из-за них детство Эсайаса? Как неприятны они ему — они сами, их шутки, их улыбки, все их разговоры? Эсайас был потрясен. Он не стал ничего объяснять Легрису. Если тот и сейчас предпочитает оставаться в неведении, глупо надеяться, что Легрис или другой из братьев догадается обо всем когда-нибудь потом. Может быть, завтра их всех убьют, и сложные отношения Эсайаса Новера со всем его семейством вообще не будут иметь никакого значения. Да, так, скорее всего, и случится. Поэтому незачем расходовать слова и душевные силы.
Эсайас рассказал Легрису о походе, в котором потерял две трети отряда. О пророке тумана, которого они захватили. И о том, как пленником заинтересовалась инквизиция.
История вызывала у Легриса живое участие. Еще бы! Младший Новер оказался героем. Кое-что Легрис уже знал, кое о чем слышал впервые.
— И что же, они даже не передали тебе, что там твой пленник рассказал инквизиции? — недоверчиво переспросил Легрис.
Эсайас пожал плечами:
— Я особенно их и не спрашивал. В конце концов, я рыцарь церкви, практически священнослужитель, я не должен задавать вопросы вышестоящим. Все, что необходимо для моего служения, мне сообщили, а остальное меня не касается.
— Да уж, в монастыре хуже, чем в армии, братишка, — согласился Легрис. — А я вот слышал, что обитель Святого Арвинна, где ты подвизался, впала в ересь Серого ордена.
— Невозможно! — воскликнул Эсайас. — Эта обитель принадлежала Алому ордену. Там не могло быть никакой ереси, потому что в Алом ордене нет…
— Серые захватили ее. Поговаривают о злодеяниях, которые там творились. Настоятель бесследно исчез и якобы оставил письмо, в котором призывает всех братьев обители перейти под покровительство Акира Бен Тагара, принять Серых как начальство — ну и прочие глупости. Даже я не верю в то, что старый настоятель из Алого ордена мог завещать своей пастве такую чушь! А в обители Святого Арвинна сделали вид, будто поверили каждому слову. Очевидно, совсем плохи там дела, если им пришлось поддержать такую вопиющую ложь…
Эсайас слушал с возрастающим ужасом. Мудрый наставник, настоятель обители Святого Арвинна бесследно исчез! И вдобавок написал то, чего написать никак не мог.
— Он мертв, — выговорил Эсайас с болью. — Вот что произошло. — Он покачал головой. — Какие жестокие времена!
— Да ты здесь совсем отстал от жизни! — вздохнул старший брат. — Никакие слухи до тебя не доходят. Чем же ты занимаешься целыми днями?
— Всяко не сижу в офицерском борделе и не сплетничаю. Тренирую солдат, — угрюмо ответил Эсайас. И прибавил в порыве откровенности: — А сам гляжу на них и все думаю: кто из них погибнет, кто выживет. И поможет ли им хоть немного вся эта тренировка? Мы ведь стараемся, подбираем доспехи, чиним
