Дом в Саванне, где поселилась мама, был трехэтажный, выстроенный из красного кирпича, с зелеными ставнями, коваными железными балконами и оградой, увитой глицинией. Ее квартира помещалась на втором этаже. Они с отцом иногда сидели, потягивая вино и беседуя, на балконе, выходящем на кладбище.
Местные говорили, что в доме водятся привидения. Однажды ночью в середине недели мама, будучи одна в доме, резко проснулась от ощущения чужого присутствия в комнате. На следующий день она по телефону описала происшествие моему отцу: «Мороз пробрал меня до костей, а ведь я лежала под одеялом, и ночь была не холодная. В комнате стоял туман. Я видела, как он клубится в проникавшем снаружи свете уличного фонаря. Затем он сгустился и начал принимать форму. Я, не задумываясь, произнесла: «Спаси меня, Господи. Спаси меня, Господи».
А когда я открыла глаза, эта штука исчезла. Начисто. В комнате снова было тепло. Я заснула, чувствуя себя в безопасности».
Отец постарался утешить ее. Но, произнося дежурные фразы, он думал, что ей все привиделось… должно быть, сработали ее суеверия.
Вскоре он изменил точку зрения.
— Ты и раньше говорил, что мама была суеверна.
Я обнаружила, что трогаю висящий у меня на шее мешочек с лавандой, и тут же убрала руку.
— Была. — Он заметил мой жест и понял, что я думаю о Кэтлин. — Она думала, что синий цвет — счастливый и буква «С» тоже.
— Но ведь «С» и вправду синяя, — сказала я. — Она не была синестетиком, — сказал он. Я слушала историю о мамином призрачном госте без малейших сомнений. Мой скептицизм отправился в бессрочный отпуск в ту ночь, когда у меня под окном стояла Кэтлин.
Однажды на выходных, когда мама с папой, поужинав в городе, вернулись домой, они заметили странный запах в гостиной, запах плесени и тления. Они распахнули окна, но запах не уходил.
Позже, уже собираясь ложиться, они увидели, как по спальне пронесся вихрь зеленого дыма. Он вращался, словно смерч, и, казалось, сливался в неопределенную форму.
В комнате резко похолодало, и отец обнял маму, продолжая наблюдать за происходящим. Наконец мама произнесла:
— Привет, Джеймс.
Признанный таким образом, дым рассеялся. Спустя несколько мгновений в комнате опять стало тепло.
— Откуда ты знаешь его имя? — спросил папа.
— Он здесь не первый раз, — ответила мама. — Я не упоминала об этом, поскольку знала, что ты не поверил бы мне, когда я рассказала тебе о его первом посещении.
Мама была убеждена, что это приходил дух некоего Джеймса Уайлда, и на следующий день отвела папу к могиле этого человека на той стороне улицы. День выдался ветреный, и испанский мох, свисавший с дубов на кладбище, казалось, танцевал вокруг них.
Пока отец разглядывал надгробие, мама прочитала надпись по памяти:
Впоследствии отец узнал, что брат Уайлда увековечил его память в стихотворении, и процитировал мне его строки:
В то время папа не был убежден, что призрак принадлежит Уайлду, но мама в этом не сомневалась.
— Таким образом, — говорил он мне, — меня ввели в новый мир, где факты и наука не могли объяснить все, о чем прекрасно знал Эдгар По. «Я верю, что демоны пользуются преимуществом ночи, чтобы сбить с пути неосторожных, — хотя, вы же знаете, я в них не верю». Помнишь это его высказывание?
Я не помнила.
Только много позже я сообразила, зачем отец рассказал мне историю о привидении и привел все эти цитаты: он хотел отвлечь меня и помочь справиться с потерей лучшей подруги.
ГЛАВА 7
Но я не могла примириться с ее смертью, пока не узнаю, кто убийца. Макгарриты действительно были «семьей, дотоле счастливой, ныне охваченной скорбью», и они заслужили знать — все мы этого заслуживали, — что произошло на самом деле.
В пронзительно холодный январский день я испытала удивление и странное облегчение, когда отец сказал мне, что ближе к вечеру нам позвонит агент ФБР.
Агента звали Сесил Бартон, и он оказался первым афроамериканцем, переступившим порог нашего дома. Что, с трудом верится? Не забывайте, мы в Саратога-Спрингс вели уединенную жизнь.
Отец проводил Бартона в гостиную, и первое, что я в нем отметила, был запах: густая смесь табака и мужского одеколона. Бартон пах хорошо и смотрел на меня так, как будто знал, что я так думаю. Костюм его был красиво сшит и удачно подчеркивал мышечный рельеф, не будучи при этом тесным. Взгляд у него был усталый, хотя ему не могло быть больше тридцати пяти.
Агент Бартон пробыл у нас всего час, но за это время выудил из меня информации о Кэтлин больше, чем, как я полагала, у меня имелось. Поначалу он расспрашивал о нашей дружбе в самой непринужденной манере: «Как вы познакомились?», «Как часто бывали вместе?» Затем пошли вопросы более конкретные: «Ты знала, что она завидует тебе?» и «Как давно у тебя роман с Майклом?»
