этого бога никакого внимания, как и большинство смертных. Отец опасался, что новости могут шокировать ее и подвигнуть на какие-нибудь необдуманные шаги. Он решил вообще больше никак с ней не контактировать — просто переехать куда-нибудь, где она его никогда не найдет.
Когда Деннис сменил Малкольма в роли сиделки, отец начал смотреть на проблему иначе. Возможно, есть какие-то другие варианты. В любом случае было ясно, что письмом тут не обойтись. Что ни напиши, она все равно не поверит… и она заслуживала услышать объяснение от него самого.
Иногда, по мере восстановления, ему казалось, что у них с мамой хватит сил переломить ситуацию. Но по большей части он думал иначе. Пока он лежал, прикованный к постели, Малкольм рассказывал ему какие-то дикие истории, и они убедили его, что любой союз вампира и смертного обречен изначально.
Поэтому он маме пока ничего не говорил.
Как ни удивительно, вопрос поднял Деннис:
— Что ты скажешь Саре?
— Я расскажу ей все, как только увижу, — ответил отец.
— А это не рискованно?
У папы мелькнула мысль, не говорил ли Деннис с Малкольмом. Но потом взглянул на друга — конопатое лицо, большие карие глаза — и снова осознал все, что тот для него сделал. Деннис как раз держал в руках пробирку с кровью, готовя ему очередную инъекцию.
— Какая жизнь без риска? — сказал отец. — Просто mauvais foi.
Он напомнил мне, что mauvais foi означает «недобросовестность».
— Надо нам больше времени уделять экзистенциалистам, ты не находишь? — сказал он.
— Папа, — сказала я, — я была бы счастлива уделить больше времени экзистенциалистам. И сами эти подробности бесценны для меня. Но мне невыносима мысль уйти спать сегодня, так и не узнав, что сталось с мамой и умру ли я.
Он шевельнулся в кресле и взглянул на мою опустевшую тарелку.
— Тогда давай перейдем в гостиную, и ты услышишь остальное.
Отцу не пришлось выбирать способ известить маму о случившемся. В аэропорту она только взглянула на него и сразу сказала: «Ты изменился».
Вместо того чтобы тащить в Кембридж, папа отвез ее в отель «Риц» в Лондоне, и следующие пять дней они провели в попытках договориться друг с другом. Сара быстро собралась в дорогу: она обладала выраженным стилем, говорил отец, вспоминая, в частности, зеленое шифоновое платье, струившееся подобно речным травам.
Но причин наряжаться у нее не было. Вместо того чтобы сходить в театр или хотя бы спуститься в ресторан к чаю, они сидели у себя, ежедневно заказывая еду в номер, и яростно сражались за свое будущее.
Когда отец рассказал ей о своем новом состоянии, она отреагировала, как люди обычно реагируют на известие о смерти любимых: шок, отрицание, обвинение, ярость, торговля, депрессия и, наконец, до некоторой степени приятие.
(Он заметил, что я не отреагировала ни одним из перечисленных способов ни на что из того, что он рассказал мне. Одно это, указал он, уже предполагает, что я «одна из нас».)
Мама винила себя в том, чем стал отец. Зачем она заставила его ехать в Англию? Потом она обвиняла отца. Кто сделал это с ним? Как он допустил, чтобы это произошло? Затем она начала плакать и проплакала большую часть дня.
Папа обнимал ее, когда она позволяла, но обнимал осторожно, опасаясь, что она может каким-то образом его соблазнить. Он не доверял себе настолько, чтобы расслабиться в ее присутствии.
Он сказал ей, что сожалеет, что вообще появился на свет, а потом извинялся, что прибегнул к штампу. Он немедленно исчезнет из ее жизни, ради них обоих.
Она не хотела это слышать. Когда слезы иссякли, мама стала настаивать, чтобы они остались вместе. Если он оставит ее, она покончит с собой.
Папа обвинил ее в театральщине.
«Это ты превратил наши жизни в фарс! — заявила она. — Это ты ухитрился заделаться чертовым вампиром». И она снова заплакала.
— Сара, — говорил мне отец теперь, — даже в лучшие времена плохо владела искусством аргументированной дискуссии.
К концу недели отец чувствовал себя эмоционально и физически выжатым.
Сара победила. Она уехала в Саванну с обручальным кольцом на пальце, копией этрусского кольца с маленькой птичкой на ободке, купленным папой сразу по приезде в Лондон. Через пару недель он упаковал свои вещи и вылетел домой.
Он поселился вместе с Сарой в кирпичном доме возле кладбища, в котором действительно водились привидения, и ежедневно открывал новые пути приспособления к тому, что Сара называла «болезнью». Деннис остался в Кембридже, но посылал отцу по почте «коктейли» сухой заморозки, формула которых постоянно развивалась в стремлении максимально приблизиться по составу к свежей человеческой крови. Из этой работы впоследствии вырос «Серадрон».
Спустя несколько месяцев мама с папой поженились в Сарасоте, городке на побережье Флориды, а потом переехали в Саратога-Спрингс. (Сара сохраняла пристрастие к букве «с», считая ее счастливой, и отец потакал ей в этом. Он хотел доставить ей как можно больше удовольствия, чтобы компенсировать свое состояние.)
Они поселились в викторианском доме. К тому времени Деннис закончил свои исследования в Кембридже и нашел работу в одном из колледжей в Саратога-Спрингс, так что они с отцом могли продолжать работать вместе. Они основали компанию под названием «Серадрон» и наняли в лаборанты Мэри Эллис Рут: по словам отца, ее познания в гематологии были поистине выдающимися. Втроем они разработали метод очистки крови, который облегчил процесс переливания крови во всем мире.
Поначалу Сара все время была занята, украшала дом, занималась садом и, позже, пчелами — она расставила ульи возле лавандовой поляны в саду. Они были счастливы (отец произнес это с оттенком изумления в голосе).
За исключением одной вещи: мама хотела ребенка.
— Ты появилась на свет обычным способом, — сухо произнес отец. — Твое рождение было долгим процессом, но мама одолела его вполне успешно. Стойкости ей было не занимать.
Ты весила всего четыре фунта,[18] Ари. А родилась в спальне наверху, где лавандовые обои, — твоя мать настояла на этом. Роды принимал Деннис. Нас обоих беспокоило, что ты не плакала. Ты смотрела на меня темно-голубыми глазами — куда более осмысленными, чем можно ожидать от новорожденного. Казалось, ты спокойно говорила миру «привет».
— Мама почти сразу заснула, а мы отнесли тебя вниз, чтобы провести кое-какие анализы. Проверив твою кровь, мы обнаружили у тебя анемию — мы предвидели такую возможность, поскольку Сара страдала анемией на протяжении всей беременности. Несколько минут мы потратили на обсуждение оптимальных путей лечения. Я даже позвонил доктору Уилсону. Затем я понес тебя обратно наверх. — Тут он вскинул обе руки в беспомощном жесте. — Твоя мать исчезла.
— Не умерла.
— Не умерла. Ее просто не оказалось на месте. Кровать была пуста. И вот тогда ты в первый раз заплакала.
Мы с папой не спали до четырех утра, уточняя подробности.
— Разве вы не искали ее? — Это был мой первый вопрос, и он сказал, что да, еще как.
Первым вышел Деннис, пока отец кормил меня; они закупили банки с детской смесью, на случай, если мамино грудное молоко окажется неподходящим. Когда Деннис вернулся, он присматривал за мной, а отец отправился на поиски.
— Она не взяла даже сумочку, — рассказывал он, голос его помрачнел от воспоминаний. —
