день как стихотворение. Она посмотрела на меня как на сумасшедшую.
— Я специализируюсь на социологии, — сказала она. — Мои дни не похожи на стихи.
О социологии я знала только то, что однажды сказал отец: «Социология — слабое оправдание науки».
— Кстати, — сказала она, — утром Джошуа звонил. Дважды.
— Он напрягает, — отозвалась я.
— Этот парень меня нервирует, — заметила Джейн. — Ты его словно околдовала.
Мы шли по центру, впервые в этом году в темных очках, направляясь к обувному магазину. У Джейн вроде бы всегда хватало наличных, но, скорее всего, она бы все равно стянула пару. На меня внезапно накатило удушливое чувство гнета — от нее, от Джошуа, даже от безобидных магов и оборотней.
— Я подумываю двинуться дальше, — услышала я собственные слова.
— Куда?
И правда, куда?
— В Саванну. У меня там родственница.
Она кивнула.
— Хочешь стартовать на этих выходных?
Вот так легко и было принято решение. Я ни с кем не попрощалась, кроме Пола.
— А Джошуа знает, что ты уезжаешь? — спросил он меня.
— Нет, и пожалуйста, не говори ему.
— Энни, это трусость, — сказал он.
Но все равно обнял меня на прощание.
Джейн вела быстро. Машина неслась по I-26, и я вздрогнула, когда мы проскочили съезд, где меня подобрал Роберт Риди.
— Замерзла? — спросила Джейн.
Я помотала головой.
— А мы не свернем на девяносто пятое на Саванну?
— Сначала заедем в Чарльстон, — сказала она. — Надо повидать родаков.
— Родаков?
— Родителей, — объяснила она и включила громко радио.
Спустя час мы въехали в Чарльстон, и Джейн остановила машину возле кованых железных ворот.
— Это я, — сказала она в домофон, и ворота распахнулись.
Мы катили по извилистой подъездной аллее, обсаженной высокими деревьями, усыпанными громадными желтовато-белыми соцветиями. Как я потом узнала, они называются «южная магнолия». Машина затормозила перед белым кирпичным домом. Полагаю, мне следовало удивиться, что Джейн богата, но я почему-то не удивилась.
В итоге мы остались там ночевать. Родители Джейн были светловолосые люди средних лет с напряженными лицами, которые говорили только о деньгах. Даже когда они говорили о членах семьи — о брате Джейн, кузене, дяде, — они говорили о том, сколько у кого из них денег и на что они их тратят. Нас кормили креветками с овсянкой и громадными крабами, чьи панцири они разбивали серебряными молоточками, чтобы высосать мясо. Они задавали Джейн вопросы об учебе, на которые она расплывчато отвечала: «не особенно», или «типа того», или «примерно». Несколько раз в течение обеда она демонстративно проверяла сообщения на своем мобильнике.
Джейн обращалась с ними еще хуже, чем я с Джошуа. Но на следующее утро я поняла, почему она ворует в магазинах: таким способом она выражала еще большее презрение к родителям и их меркантильности.
Тем не менее, когда ее отец перед нашим отъездом протянул ей пачку банкнот, она взяла их и засунула в карман джинсов.
— Ну, с этим покончено. — Она сплюнула в окно, и мы поехали.
Из Чарльстона Джейн выехала на Саванна-хайвэй, шоссе номер 17, и, когда город остался позади, я впервые увидела «Нидерланды». По обе стороны от дороги волновалась под ветром бурая болотная трава. Среди травяных полей серебряными венами сверкали ручьи. Я опустила стекло и вдохнула воздух, который пах влажными цветами. От этого запаха у меня слегка закружилась голова. Я открыла рюкзак и глотнула тоник.
— Кстати, что это за пойло? — поинтересовалась Джейн.
— Мое лекарство от анемии.
В те дни я лгала не задумываясь. Бутылка уже на три четверти опустела. Я не знала, что буду делать, когда она кончится.
Джейн достала мобильник и позвонила Полу. Я «отключилась» от нее.
Мы проехали указатель «Пчелиная пристань» и сувенирную лавку под названием «Голубая цапля» — эти названия напомнили мне о маме. Я не особенно думала о ней в Эшвилле, но этот пейзаж оживил мечты о ней, заставил меня вообразить ее девочкой, растущей среди заболоченных лугов и горьковато-сладких запахов. Ехала ли она по этой дороге, когда убегала от нас. Видела ли она те же знаки, что и я? Чувствовала ли себя счастливой, возвращаясь домой?
К обеду мы пересекли сапфирово-синюю Саванна-ривер и въехали в центр города.
Джейн отключила телефон.
— Ты голодная?
Ей явно хотелось поскорее отправиться обратно в Эшвилл, к Полу.
— Нет. — Разумеется, я хотела есть, но не фаст-фуд и даже не креветок с овсянкой. — Высади меня где-нибудь.
Она затормозила у перекрестка. Я поблагодарила ее, она отмахнулась.
— «Ленивые маги» будут скучать по тебе, — сказала она. — И Джошуа, не дай бог, еще руки на себя наложит.
— Надеюсь, что нет.
Я знала, что она шутит. Я также знала, что Джошуа может прийти в голову нечто подобное. Но я не думала, что он способен выполнить задуманное.
Мы обе произнесли неубедительное «увидимся».
Я смотрела, как удаляется серый седан, как-то слишком уж быстро, и пожелала ей удачи. Мы не были настоящими подругами, но она дарила меня той дружбой, на которую была способна. За это я была ей благодарна.
ГЛАВА 11
В Саванне я научилась становиться невидимой. В первый день я часами бродила по городу, смакуя прохладные зеленые скверы, фонтаны, статуи, церковные колокола. Я запоминала названия улиц и площадей, чтобы не заблудиться, и представляла себе, как изначальный архитектор города старался рассчитать длину улиц между перекрестками, дабы обеспечить передышку от влажной жары. Я хвалила его за великолепную планировку.
Был конец мая, и люди ходили по городу в ситцевых платьях и рубашках с коротким рукавом, с пиджаками в руках. Мой черный брючный костюм выглядел неуместно. Я присела на скамью в сквере под сенью дубов и разглядывала проходящих мимо горожан. Возможно, одна из этих женщин — моя тетя. Но как я ее узнаю? Я могла отличить туристов от местных по тому, как они двигались и на что смотрели. Местные перемещались с непринужденной фамильярностью, томно и неторопливо.
В Саванне я начала задумываться: как вампиры узнают друг друга? Может, существует какой-то тайный жест, кивок или подмигивание или движение ладони, которым он объявляет себя «одним из нас»?
