будет значить для нас. Подумай о жизнях, которые будут спасены.
— Что тебе до спасения жизней? Ты убивал людей без причины. Ты убил даже соседскую кошку.
«Он убил Мармеладку». Я почувствовала себя виноватой оттого, что хотя бы заподозрила в этом папу.
— Кошка путалась под ногами. Что до людей, каждый умер по уважительной причине. Знаешь, сколько женщин изнасиловал Риди? А тот мужик в Саванне… он убил трех подростков и закопал их у себя в подвале.
— А девочка? — Голос отца был почти не слышен. — Кэтлин?
— Она меня достала.
Я не думала — я просто вошла в гостиную.
— Ты убил ее.
Малкольм стоял у окна, руки в карманах, льняной костюм выгодно оттеняло серое небо.
— Она просила об этом. — Похоже, он не удивился, увидев меня. Вероятно, знал, что я подслушиваю. — Она просила меня укусить ее.
— Ты не должен был! И не должен был убивать ее.
Он вынул левую руку из кармана и принялся разглядывать свои ногти.
— Она умоляла меня сделать ее вампиром. В этом виноваты вы с папочкой. Она хотела быть такой, как вы. — Тут он обернулся к отцу. — Она мечтала выйти за тебя. Только представь: она — вампир! Мне дурно при одной мысли об этом. Она была такая дура.
Кэтлин хотела выйти за папу? Я помотала головой, готовая защищать ее.
Отец поднял ладонь, предупреждая, чтобы я не отвечала.
— Мы теряем время попусту, — сказал он мне и обратился к Малкольму: — Ты разглагольствуешь как психопат. Убирайся.
Тут я заметила, что глаза у Малкольма налиты кровью. Но тон его оставался спокоен и рассудителен.
— Ты готов пожертвовать миллионами жизней из-за девчонки и кошки? Что же это за этика?
— Это моя этика, — сказал отец, — основанная на добродетелях, которые дороги мне.
Я подошла и встала рядом с ним.
— Которые дороги нам.
Малкольм отвел глаза, полуоткрыв рот. Выходя из комнаты, он взглянул на отца еще раз, и я с трудом поверила тому, что увидела в его глазах. То была любовь.
ГЛАВА 18
Однажды вечером в Саратога-Спрингс, когда я собиралась ехать на велосипеде от Макгарритов домой, я случайно подслушала ссору их соседей. Отец семейства орал, жена умоляла, а их сын-подросток кричал в ответ:
— Вы меня не хотели! Лучше бы я вообще не родился!
Иногда я чувствовала себя также. А вы? Учитывая все обстоятельства, мое рождение положило начало череде событий, которым лучше бы не происходить вовсе. Каждый раз, когда я делала выбор, оставалось бесконечное множество других вариантов, которые могли оказаться лучше. И когда я представляла себе эти варианты, как тени моих поступков — тени, определявшие мою личность не меньше, чем то, что я делала.
Бертран Рассел писал: «Все несчастье зависит от некой разновидности разъединения или недостатка единения». Недостаток включенности, говорил он, не дает человеку быть счастливым. Но как только этот человек ощутит себя частью «потока жизни», почувствует себя причастным культуре и ее ценностям, он становится «гражданином мира».[36]
День противостояния отца и Малкольма стал первым днем, когда я почувствовала, что могу претендовать на такое гражданство. Мы с папой объединились, и благодарить за это надо Малкольма.
Мы с отцом ужинали гаспаччо, копченой лососиной и салатом, сидя в гостиной и следя по телевизору за приближением урагана Барри. Гигантская оранжево-красная спираль снова и снова прокладывала конус неопределенности на разворачиваемых метеостанциями картах. Прогнозировали, что буря достигнет широты Сарасоты сегодня поздно вечером, а завтра рано утром выйдет на берег к северу от Хомосассы.
Мы не говорили о Малкольме, хотя я пыталась. Когда ужин подходил к концу, я сказала:
— Как он мог творить такие вещи?
— Малкольм так и не приобрел нравственных навыков, — ответил отец и взглядом дал понять, что тема закрыта.
Пока отец мыл посуду, я позвонила мае. Она с лошадьми, а также Дашай, Беннет, Харрис, Джоуи и Грэйс благополучно добрались до Киссими. Мама тоже смотрела погоду по телевизору.
— Скажи ей, чтобы до завтра не выезжала, — крикнул папа из кухни.
Я передала.
— Посмотрим, — ответила мама. — Спроси его, как он смотрит на то, чтобы жить в обществе обезьян.
Повесив трубку, я снова принялась смотреть прогноз погоды. Пятая категория являлась максимальной по шкале Саффира — Симпсона, и перечень разрушений, причиняемых ураганами этого уровня, выходил далеко за пределы сильного ветра и поднятых волн. Диктор излагал подробности с неподобающим смаком. Начинался он так: «С множества жилых домов и промышленных зданий срывает крыши. Некоторые сооружения обрушиваются полностью, тогда как мелкие служебные строения ветер переворачивает или уносит прочь. Все кусты, деревья и дорожные знаки вырывает с корнем».
Папа вернулся и выключил телевизор.
— На сегодня достаточно мелодрамы, — сказал он.
Я собиралась рассказать ему о «слепом» на перекрестке. В голове уже созрела фраза: «По-моему, я сегодня встретила дьявола». Но он был прав: в этот вечер нам не нужны были лишние переживания.
Мы вышли на балкон, но снаружи было слишком ветрено и сыро, чтобы долго там оставаться.
Воды раскинувшегося внизу залива неслись к берегу в пенных барашках, зарядил мелкий, колючий дождь.
Мы вернулись внутрь, и папа запер дверь. Затем нажал кнопку на стене, и металлические противоураганные ставни дюйм за дюймом опустились, отрезав нас от внешнего мира. Другие окна он уже закрыл.
— Я сейчас пойду спать, — сказала я. — Но хотелось бы знать, зачем Рафаэлю Монтеро понадобилось умереть?
Он нахмурился.
— На самом деле все просто. Я не имел веских причин продолжать жить так, как мы это делали. Ты и твоя мать покинули меня. Зачем мне был дом в Саратога-Спрингс? А этот тип Бартон все ходил да расспрашивал. Его приставания утомили меня.
— И как же ты это сделал?
Он уселся на диван.
— Осуществить всю затею не составило труда. Доктор Уилсон — помнишь, он лечил тебя от солнечного ожога? — один из нас, и он подписал свидетельство о смерти. А старина Салливан (тоже один из нас) кремировал пустой гроб и предал пепел земле. Деннис, — он произнес это имя без тени неприязни, — организовал продажу дома и перенос лаборатории сюда. Все твои вещи, кстати, на складе.
Я набрала побольше воздуха.
— Это был жестокий трюк. Мы видели фотографии твоей могилы.
Казалось, он удивился.
— Я рассчитывал, что ты их увидишь, и предполагал, что эпитафия тебя повеселит и определенно
