я обнаруживала на полу скатанную в комок футболку или белье, принадлежавшие мне, но носившие тот же запах. Футболки я стирала, но белье выбрасывала.
Уолкер еще не пах, вероятно, потому, что любил гулять под дождем. Однако, стоя рядом с ним во время наших дежурств в сортировочном центре, я заметила, какими косматыми стали его волосы и борода. Иногда он заговаривал со мной, но это был просто поток сознания. Я жалела его. А через некоторое время начала избегать.
За эти две недели кампус разделился на две группы, определяемые по отношению к валланиуму. Младшие студенты употребляли его охотнее, возможно, из-за недостатка уверенности в себе, борясь за ощущение причастности. Но я тоже боролась. Попробуй я наркотик, я могла бы стать одной из них. Поскольку я этого не сделала, то смотрела на последствия трезвым взглядом, и зрелище выходило непривлекательное.
Однажды рано утром я резко проснулась. В комнате кто-то был и шуршал бумагами у меня на столе. Я включила лампу, заменившую мое фарфоровое чудо, — уродливую керамическую штуковину, спасенную из сортировочного центра.
Над моим столом склонилась Бернадетта.
— Что ты делаешь?
— Ищу твое сочинение по политике. — Она моргала, привыкая к свету. — Я застряла. Прочту твое, может, поможет.
— Ты хочешь списать у меня сочинение?
— Совсем чуть-чуть. — Она улыбнулась мне.
Я выскользнула из постели и подошла к столу.
— Ты не имеешь права рыться в моих вещах.
— А, по фигу. — Она снова зевнула и легла обратно.
— И прекрати таскать у меня одежду. — Я старалась сдержать гнев, но он прорывался в голосе. — Ты уже забрала Уолкера. Тебе этого мало?
Она натянула одеяло до подбородка.
— Да ладно тебе так злиться из-за этого. И вообще, не забирала я Уолкера. Можешь тоже спать с ним когда угодно.
Я сдалась.
Я сложила бумаги в стопку и вышла из комнаты, прихватив их и одеяло. Завтра запру их в чемодане. А лучше найду себе новую соседку.
Наутро Джейси обнаружила меня спящей в общей гостиной. Когда я рассказала ей о случившемся, она сказала, что мне надо спрятать мои работы у нее в комнате.
— Можешь переехать ко мне, если хочешь, — сказала она.
Позже в тот же день я перетащила свои вещи в комнату к Джейси.
Когда я сдала сочинения и лекции закончились, давление несколько ослабло. Впереди еще маячили экзамены по философии и по литературе, но к ним мне готовиться было не надо. Я уже знала материал.
Теперь у меня появилось время разгрести стирку, поговорить по телефону с Дашай и даже, однажды в пятницу вечером, забрать почту — я редко давала себе труд это сделать, поскольку никто мне не писал. Стена из металлических ящиков помещалась в подвале студенческого клуба, возле кафетерия. Я повернула кодовый замок. Под кучкой рекламных флаеров давно прошедших событий я обнаружила маленький голубой конвертик, на котором острыми буквами черными чернилами было написано мое имя и адрес.
Внутри оказалась небольшая голубая открытка с выгравированными индиговыми буквами «НК». Написанное от руки послание гласило: «Я собираюсь походить под парусом в эту субботу. Если захочешь присоединиться, набери указанный внизу номер. Машина заберет тебя и доставит на Сен-Симон, где я держу лодку. Надеюсь, ты приедешь. Нейл».
Я никогда не ходила под парусом и в жизни не бывала на Сен-Симоне — одном из цепи островов у побережья Джорджии, куда входил и Тиби. Что надеть? Я же не умею крутить штурвал и вязать морские узлы. Что, если я выставлю себя дурой? В голове у меня теснились тревожные мысли и вопросы вместе с уверенностью, что, несмотря ни на что, я снова увижу Камерона.
Джейси в комнате не оказалось, поэтому я достала из рюкзака мобильник и набрала указанный на открытке номер. После двух гудков женский голос произнес: «Вы позвонили на домашнюю голосовую почту Нейла Камерона. Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала».
Я оставила свое имя и телефон и повесила трубку. Затем отправилась в гардеробную и окинула взглядом имеющиеся наряды. Лучше всего я смотрелась в синем шелковом платье, но ведь никто же не катается под парусом в платье, правда? Джинсы с футболкой — недостаточно оригинально. В брючном костюме он меня уже видел, но, может, он его не запомнил…
Телефон заиграл знакомые ноты из «Лебединого озера», и я схватила трубку.
— Алло?
Мужской голос сообщил, что звонит в ответ на мое сообщение. Он принадлежал не Камерону.
— Я отвечала на приглашение Нейла Камерона на лодочную прогулку, — сказала я.
— Простите?
— Он послал мне открытку, — объяснила я. — И просил позвонить по этому номеру, если я хочу покататься завтра на лодке.
— Нейл в Вашингтоне. — Из трубки доносился белый шум, словно где-то шуршали бумагами. — Подождите секундочку. Приглашение было на прошлые выходные, когда он отдыхал на Сен-Симоне.
Я редко пользуюсь выражением «до смерти» — слишком много у него оттенков. Но в тот день я, безо всяких сомнений, брякнула:
— Обидно до смерти.
— Не расстраивайтесь, — сказал голос. — Я передам Нейлу, что вы звонили.
Когда Джейси поздно вечером вернулась и обнаружила меня полностью одетой, лежащей на кровати и глядящей в потолок, она воскликнула:
— Боже мой! Ты никак экзамен завалила?
— Я упустила возможность сделать нечто по-настоящему важное.
Она расплылась в улыбке.
— И это все?
Я процитировала ей Уиттьера[16]:
Я закрыла глаза рукой, чтоб не видеть, как она смеется.
Затем я процитировала Лонгфелло:
— Ари, прекрати. — На сей раз она говорила серьезно. — Это слишком депрессивно.
— Как и моя жизнь. — Я купалась в темно-розовом удовольствии самосожаления.
— Теперь и ты говоришь, как Бернадетта.
Этого хватило, чтоб я села.
— Давай, — сказала она, — хватай свитер. У меня есть для тебя лекарство. Мы едем в
