— Уолкер больше не ведет себя по-уолкеровски. В смысле, фокусы не показывает, не жонглирует, не поет и на гитаре не играет. Вечно отъехавший.
Внезапно я затосковала по своему старому Уолкеру.
— Я, пока с Берни комнату делила, чуть не спятила. — На один мой шаг приходилось два Джейсиных. — Оно и раньше было нелегко, пока она ходила мрачная, злилась и цеплялась ко всем. Зато теперь она мисс Веселуха. Несет какую-то бессмыслицу. И с каждым днем все хуже.
Я остановилась и повернулась к ней — точнее, наклонилась к ней.
— Джейси, ты поверишь мне, если я тебе кое-что скажу?
— Я верю тебе. У тебя у единственной хватило смелости переночевать вместе со мной на болоте.
— По-моему, то, что происходит с Бернадеттой и с остальными, так же странно, как то, что произошло в ту ночь.
Она прищурилась, и глаза ее сужались все больше, по мере того как я говорила.
— Они принимают вещество, которое делает их псевдовеселыми. Слышала про «В»?
— Полкампуса сидит на «В», — сказала Джейси. — Берни предлагала мне дня два назад.
— Ты взяла?
— Я не переношу наркотики. Как-то раз попробовала курить кальян, так меня вырвало.
— Скажи всем, кто тебе не безразличен, чтобы не принимали. — Но, произнося это, я сомневалась, что ее кто-нибудь послушает.
Мы вошли в студенческий клуб. На ступеньках кафетерия было не протолкнуться. Мы с Джейси проложили себе дорогу вниз и встали в очередь, по пути нагружая подносы тарелками. В конце очереди она вытащила из стопки стакан и бутылку «Родников Ориона» из чана со льдом.
Я выхватила у нее бутылку, сунула назад и подставила стакан под кран с молоком.
— Не пей воду, — шепнула я. — Верь мне.
Мы сидели за длинным столом и ели, когда мне пришло в голову: «Откуда я знаю, что молоко безопасно?»
Пока я делала задания и ходила на лекции, часть моего сознания сосредоточивалась на работе. Другая же часть наблюдала, как студенты вокруг меня выпадают из академической жизни. На занятия ходили единицы. Библиотека опустела.
«Даппификация Америки». Фраза Малкольма начала меня преследовать. Я не знала, параноик я или пророк, но надеялась, что ни то ни другое.
Даже профессор Хоган переменилась. Тон и движения у нее сделались не такими резкими, хотя манера повышать голос к концу предложения осталась. Видимо, она родилась, чтобы задавать вопросы.
— Где твое сочинение Уолкер? — Она уже неделю ходила на работу в одной и той же юбке.
— Ну, понимаете, я над ним работаю. — Уолкер перестал бриться, но щетина у него до бороды еще не доросла.
Он улыбнулся профессору Хоган, и она сказала:
— Как бы то ни было?
Затем Уолкер обратился ко мне:
— Как оно? — Его голубые глаза казались стеклянными.
— Нормально. — Этот вариант Уолкера не привлекал меня ни капельки.
Профессор вызвала еще двоих студентов, затем, казалось, утратила нить рассуждений.
— Убедитесь, что вы все проголосовали? — сказала она.
Еще один вид деятельности, для которого я еще маленькая, подумалось мне. Разве что воспользоваться моим фальшивым удостоверением личности. Разве что снова солгать.
Доктор Чжоу позвонила мне на мобильник где-то через день. Вода в источнике Сассы была чистая. Водопроводная вода с Тиби содержала хлорку и обычные примеси.
— Беспокоиться не о чем, — сказала она.
Но бутилированная вода оказалась накачана теми же опиатами, что обнаружились в «В».
— Как такое может быть? — изумилась я. — Разве качество бутилированной воды не проверяется?
— Да, УПЛ полагается за этим следить.
«Делает ли Управление по контролю за продуктами и лекарствами свою работу?» Я начинала чувствовать себя конспирологом или как Осень, которой проще было поверить в существование НЛО, чем в правительственные заявления об обратном.
— Фирма «Родники Ориона» образовалась совсем недавно, базируется в Майами, — сказала доктор Чжоу, — Совет в курсе ситуации. Они могут позвонить тебе, чтобы ты дала показания.
— А где они вообще находятся? — спросила я.
— То здесь, то там. — Она говорила отрывисто, словно была занята. — Ты говорила с матерью? Твой отец вполне поправляется. Вчера он впервые прогулялся по пляжу.
— Вот это хорошая новость. — Я все еще опасалась звонить мае. Но если кто-то действительно прослушивал мой телефон, сегодня вечером они услышали достаточно.
Когда разговор закончился, я поклялась себе поговорить с Бернадеттой о приеме «В», хотя сомневалась, что от этого будет какой-либо толк.
Но Бернадетта в ту ночь домой не явилась. Я сходила в главный холл, где толклись студенты. Там ее тоже не было.
Ричард с подружкой (мы с ней посещали разные лекции, и я так и не выяснила, как ее зовут) сидели перед телевизором и смотрели хоккей. Он помахал мне.
— Джейси говорит, ты убеждаешь людей не пить воду, — сказал он.
— Бутилированная вода небезопасна, — осторожно ответила я.
— Бутилированная, водопроводная — любая небезопасна. — Он подался вперед, его пушистые волосы пронизал свет от телевизора. — Кто знает, что правительство подмешивает в воду? Клуб соцэкологов занимается этим вопросом больше года. Ты должна прийти на наше следующее заседание.
— Общественник из меня не очень, — ответила я, извинилась и ушла.
Я прошла по всем трем этажам корпуса, заглядывая в открытые двери комнат. Потом плюнула на Бернадетту. Почему меня должно волновать, где она ночует? При условии, что она вскоре явится. При условии, что не исчезнет совсем.
ГЛАВА 18
Прошло еще две недели, прежде чем я поняла, где я нахожусь и чем занимаюсь. Наши преподаватели внезапно взвинтили свои требования и ожидания. Когда я думала, что не могу больше ни прочесть, ни написать ни слова, я читала очередную книжку и писала очередную работу.
Это, как оказалось, было традицией Хиллхауса: минимальное давление на студентов в течение всего семестра вкупе с уверенностью, что к концу оного сознательность заставит их выдать на гора первоклассные результаты.
К традиции требовалось привыкнуть. Трое первогодков и двое второкурсников сдались и отправились по домам приходить в себя от стресса. Большинству старшекурсников уже хватало опыта держаться на кофеине и таблетках, которые не давали им спать: они бродили среди нас с налитыми кровью глазами и циничными ухмылками, словно закаленные в боях ветераны.
Но тогда как некоторые из нас — например, Джейси, Ричард и я — практически переселились в библиотеку и часами высиживали за клавиатурой в свободное от лекций и общественных работ время, большая часть остальных вместо академических подвигов предавалась блаженному самолечению. Я устала от вида Бернадетты — да, она таки вернулась, — входящей и выходящей из нашей комнаты в любое время дня и ночи, иногда с Уолкером в кильватере, иногда с каким-нибудь другим мальчиком или парой девочек. Она перестала регулярно мыться, так что я буквально могла учуять ее еще до того, как она входила. Порой
