— Дашай. Есть.
Дашай подняла голову. У Рут начали опускаться веки, но она попыталась разлепить их, когда Дашай двинулась к ней.
— Теперь я тебя вижу, — ворковала Дашай, словно разговаривала с младенцем. — Ой, какой ты красавчик, какой страшный, страшный как грех, какой ты хорошенький, какой уродец, никакая мать не могла бы полюбить тебя, лапушка моя, выходи, иди ко мне. — Голос ее становился то тише, то громче, то ниже, то выше. Я зажала уши руками. Мае сидела рядом со мной, обхватив меня за плечи.
Через час или через десять минут мы увидели первые признаки его? Никто из нас не смог впоследствии припомнить. Но мы дружно смотрели, как капля черной жидкости возникла в уголке левого глаза Рут. Капля становилась толще, наливалась, наконец превратилась в шарик и вытекла ей на щеку. Дашай ворковала, подманивала и подставляла ладони, поджидая, чтобы поймать ее.
Последней части я не видела — Дашай склонилась над Рут, заслонив ее лицо. Затем Дашай резко развернулась, и я отняла руки от ушей.
— Быстро, Сара, дай мне полиэтиленовый пакет.
Ладони Дашай были плотно сжаты. Между ними я разглядела саса: черную и склизкую на вид аморфную массу между пальцев.
Мае выбежала и вернулась с мешком. Она расправила его и держала, пока Дашай спихивала тварь туда и застегивала пакет.
— Хочешь поглядеть? — спросила меня Дашай. В голосе ее звучала странная гордость, как будто она была повитухой, а не экзорцистом.
— Мне и отсюда видно.
Я хотела посмотреть, но не хотела подходить слишком близко. Саса напоминала черный желатин, отмеченный единственным розовым колечком — ртом, которым, должно быть, существо прикреплялось к Рут.
— Гадость, — понизив голос, произнесла мае.
Рут обмякла на стуле, глаза ее были закрыты, волосины на подбородке смотрели в потолок.
— Никогда не видела такой здоровой. — Дашай держала пакет за верхний край. — Никогда еще не приходилось так попотеть, чтобы вытащить гадину.
— Убери ее отсюда, — попросила мае.
Пока Дашай ходила выбрасывать саса, мы с мае переглянулись. Обе были выжаты.
Я ткнула пальцем в сторону Рут.
— Что мы будем с ней делать?
Мае глубоко вздохнула.
— Мы подождем, пока она откроет глаза. А тогда загипнотизируем.
Подчинить Рут, утратившую демона, оказалось нетрудно. Помогло также остаточное действие снотворного.
Дашай вернулась, потратив пять минут на мытье рук. Она села рядом со мной, и мы стали смотреть, как мае допрашивает Рут.
— Почему ты это сделала? — Мамин голос звучал негромко и ровно. — Почему ты пыталась убить Рафаэля?
— Я в жизни не пыталась его убить. — Теперь глаза у Рут были широко открыты, но взгляд казался замороженным. На миг мне припомнился Старина Джо, и я задумалась, где-то он теперь.
Мае сверилась со списком вопросов, который мы набросали несколько минут назад.
— Просила ли ты Денниса устроить пожар в «Ксанаду»?
— «Ксанаду», — вздохнула она. — Деннис поставил канистру не туда. Я сказала ему, куда поставить. Но он вместо этого устроил пожар на кухне. Дурак.
— Куда ему полагалось ее поставить.
— В дверях детской. — Она произнесла это без тени эмоций.
Дашай коснулась моей руки.
— Значит, пожар должен был убить Ариэллу? — Мамин голос звучал натянуто, как будто его спокойствие ей стоило усилий.
— Разумеется. Нельзя же подумать, что он предназначался Рафаэлю! — Казалось, лицо Рут внезапно утратило форму, расплылось в печали. — Я не хотела вредить Рафаэлю. Я хотела привлечь его внимание. Время было самое подходящее! Все эти годы я работала с ним, а он воспринимал меня как… как приспособление. Нечто, что он использовал для получения нужных результатов.
Мае оглянулась на нас, покачала головой и снова обернулась к Рут.
— Значит, ты заставила Денниса устроить пожар, чтобы привлечь внимание Рафаэля?
— И убить ребенка. Полукровка не должна была пережить такой пожар и не пережила бы, будь все сделано, как надо. Мне следовало заняться этим самой. — Рут оживленно закивала. — У меня должно было хватить ума не полагаться на Денниса. Он пекся лишь о том, чтоб стать вампиром. Он никогда не обращал внимания на детали.
— Каковы были условия сделки? — Голос мае снова звучал властно. — Деннис стал бы вампиром?
— Я сказала, что сделаю его вампиром.
«Стало быть, она таки одна из нас», — подумала я.
— Но он все запорол. Я сказала ему об этом, как только мы вышли из квартиры. «Все сделки расторгнуты», — сказала я ему, и видели бы вы его в тот момент! — Она улыбнулась. Бесспорно, она была самым уродливым человеком, какого я видела в жизни. — Что до Рафаэля, я давала ему хинина ровно столько, чтобы он понял, что ему нужен новый тоник, что ему нужна я рядом, чтобы приготовить его. Я не видела его много месяцев. Никто не говорил мне, насколько он болен. Я продолжала спрашивать. Наконец Дашай сказала мне, что он здесь.
Дашай думала, что лучше бы она держала рот на замке. Но я не соглашалась. Промолчи она, мы бы вряд ли узнали о саса у Рут и об одержимости Мэри Эллис моим отцом. Была ли между этими явлениями связь?
— И вчера я приехала. Выглядел он неплохо. Разговаривал и, казалось, шел на поправку. — Глаза ее медленно перекатывались туда-сюда, будто следили за стрелкой метронома или игрой в настольный теннис.
— Да, он и правда выглядел лучше. — Мае говорила так тихо, что я едва разбирала слова. — Мэри Эллис, ты что-то с ним сделала?
— Я сделала ему укол.
Мы дружно уставились на нее.
— Ты что-то ему ввела? — Мамин голос звучал хрипло. — Что было в шприце?
— Немножко хинина. Недостаточно, чтобы навредить серьезно. Ровно столько, чтобы он не шевелился, чтобы заставить его осознать, как он во мне нуждается. Через несколько дней я воскрешу его. Я спасу ему жизнь. — Она закивала, уверенная в своем плане.
Мае обернулась к нам.
— Дашай, — прошептала она, — звони доктору Чжоу. Скажи, что она нужна безотлагательно.
Когда Дашай вышла из комнаты, мае спросила меня:
— Еще что-нибудь надо?
— Спроси ее про «В», — шепнула я.
Она заглянула в список.
— Мэри Эллис, Ариэлла давала тебе таблетку на анализ, валланиум. Что в таблетке?
— Валланиум — вызывающий привыкание депрессант, полусинтетический опиат. — Тон ее был резок, словно она излагала по памяти прочитанное. — Потенциально способен бесповоротно изменять структуру мозга. Две таблетки в день вызывают легкую эйфорию, но со временем наркотик разрушает нормальную мозговую деятельность. Он лишает принимающих его способности к чтению и логическому анализу. Прекращение приема вызывает тяжелые симптомы отмены.
Я подумала об Уолкере и содрогнулась.
