Немедиец решил ограничиться тем, что парировать все удары противника – по его расчетам, Троцеро должен будет выбиться из сил, и поединок прекратится сам собой. Потом можно будет попытаться найти общий язык с пуантенцем. В конце концов не зря же говорят, что он весьма неглуп. А раз так – должен внять голосу рассудка. Хуже будет, если граф не отступится и будет и дальше воображать себя древним героем Астельдом, поражающим Хоротскую Гидру. Тогда придется его ранить, но не сильно, так, чтобы обездвижить. И честь пуантенца будет спасена, но политического скандала можно будет избежать. А то виданное ли дело – немедийский посланец, глаза, уши и язык венценосного Нимеда, убивает аквилонского вельможу. Да еще не кого-нибудь, а владыку Пуантена, на котором только и держится мир с Гарантией! Вряд ли Вилер поблагодарит его за это. А еще Марна! Не зря старая ведьма предупреждала его, чтобы он не трогал южанина. Будто чуяла, чем все может обернуться… Да, здесь попахивает жареным… Если он, не приведи Митра, поразит Троцеро, то всем его планам – конец и из Тарантии придется убираться. А что дальше? Возвращаться в Бельверус? Чтобы весь двор шушукался за его спиной, а чопорные нобили сетовали, что из-за бестолкового посланника подмочены отношения с дружественной державой! Нет уж, тогда лучше вернуться в Хорайю и вновь поступить на службу к Ясмеле, простым начальником стражи!
А Троцеро между тем не сдавался. Мечи сшибались, лязгали, высекали искры. Амальрик нанес Троцеро несколько царапин, нарочно неглубоких, так что рукав рубахи у того лишь слегка окрасился кровью, и уверенный, что ни король, ни придворные не смогут услышать его, вполголоса произнес:
– Граф, может, хватит балагана? Эти пляски мне изрядно надоели. Первая кровь пролита – так давайте покончим на этом!
Трудно сказать, на что он надеялся. Лицо пуантенца исказилось от ярости, и он прохрипел, с удвоенной силой нанося удар, который барону удалось отразить не без труда, и клинок южанина срезал кружевной воротник на его рубахе, едва не зацепив шею.
– Никогда – слышишь, немедийская собака! Я убью тебя! Сама Авкилония поразит тебя моей рукой, подлый заговорщик!
Лишь теперь понимание снизошло на Амальрика. Выходит, граф прознал о его планах… Стоп! А не тот ли он загадочный всадник, который столь ловко ускользнул давеча от погони? Да – должно быть, он! Так значит, старый глупец решил самолично избавить престол от угрозы. Какая гордыня и самонадеянность! Должно быть, этот фигляр в уже изрядно запачканной белой рубахе с золотым шитьем не сомневался, что сам Митра придет ему на помощь в поединке за правое дело! Вот, значит, зачем он так вырядился. Надеется, что своим благородным поступком войдет в анналы, которые кропают придворные летописцы… Амальрик расхохотался бы вслух, если бы положение не было столь серьезным.
Теперь он знал, что Троцеро готов идти до конца, уговоры и призывы к здравомыслию были здесь бессильны. Остановить его могла лишь смерть.
Неожиданно он полуприсел и, бешено вращая мечом, кошачьими шагами пошел на графа. Попробуй-ка веерную защиту уттарских чжана, болван! Но на долю мгновения он открылся – сказалось отсутствие постоянных тренировок. Он был уверен, что противник не успеет очухаться после столь резкой атаки. Но стремительный клинок Троцеро, точно ядовитая змея, ринулся в его сторону и ужалил точно в сердце.
Кто-то из женщин вскрикнул. Вилер оттолкнул рослого гвардейца, стоявшего чуть впереди и зорко следившего за дуэлянтами, готового в любой момент прикрыть венценосца грудью, – и не в силах больше сдерживать волнение, непроизвольно сделал шаг вперед. Он уже видел, как немедийский посланник падает на сырую брусчатку и испускает дух.
Так оно и было бы, если бы не маленький карпашский щит. Маленькая круглая железяка, в которую ударила сталь Троцеро. Изделие безвестного горского кузнеца. Знал ли тот, что сковал своими сильными, заросшими черными волосами руками? Ведал ли, что крохотный кусок железа, который он закалял, окуная в снег, изменит судьбы всего Хайборийского мира? Мог ли вообразить, что в его заскорузлых пальцах в тот миг были сосредоточены тысячи людских жизней?
Троцеро также замешкался на мгновение. Он по праву мог гордиться своим коронным приемом, который в считанные мгновения отправлял души врагов на бескрайние просторы Серых Равнин. Он знал, что против укуса его клинка нет противоядия, и никому еще не удавалось прожить лишний миг после такого удара.
Что ж, немедиец был славным воином и храбро сражался! Жаль, что всемогущие боги решили сделать его врагом Аквилонии. По совести говоря, он обладал гораздо большими достоинствами, чем многие уроженцы жемчужины Запада. Да упокой, Митра, его душу в своих Небесных Чертогах…
Ведь после такого удара никому еще не удалось прожить лишний миг!
Никому…
Никому…
Никому…
Но не Амальрику Торскому. Троцеро на миг ужаснулся, решив, что бредит, что усталый мозг отказывается служить ему, что его глаза лгут. Этого не может быть, Митра всемогущий! Не может быть, чтобы человек, не защищенный латами, а одетый в легкую рубашку, даже не поморщился от прямого удара в сердце…
Вздор!
Морок!
Наваждение!
Сейчас он опустит веки, и все пройдет. А когда вновь откроет глаза, то увидит поверженного немедийца с красным кругом на рубашке.
Он смежил вежды и не смог увидеть, что его противник и не думает падать навзничь, а заносит руку для ответного удара. Он закрыл глаза всего лишь на долю мгновения. Но этого хватило, чтобы острая сталь немедийского лезвия, небрежно скользнув по ребрам, вонзилась ему в бок.
Троцеро рухнул на землю, выронив меч, зажимая страшную зияющую рану. На белом упелянде набухал багровый круг. Его кровь, горячая, дымящаяся, залила каменные плиты и стекала ручейками по узким желобкам. Наступила мгновенная пауза. Амальрик застыл над поверженным противником, сжимая в руках окрашенный алым клинок, затем медленно обернулся к королю.
– Ваше величество…
Вилер молчал, пораженный. Молчали и все во дворе, ибо никто из них не видел такого никогда. Уже потом, к вечеру, оправившись от первого изумления, свидетели дуэли будут небрежно цедить через губу, что, мол, тут дело нечисто и, явно, не обошлось без магии, намеренно забывая о том, что не существует ворожбы, могущей защитить от каленого железа.
Король был растерян. Он не знал, как себя повести. Да, поединок проходил по правилам, – ему не в чем было упрекнуть победителя. Однако то был немедиец! Враг! Он, восторжествовав над его вассалом, унизил всю Аквилонию! Тяжелый взгляд Вилера задержался на невозмутимом лице посланника, затем переместился на распростертую на земле фигуру, к которой уже спешил, сжимая в руках сумку с инструментами, дворцовый хирург.
– Поединок объявляется оконченным. Оскорбление смыто кровью, – произнес король положенные слова на холодном, торжественном лэйо, и перешептывавшиеся у него за спиной придворные затихли тревожно, ожидая и страшась продолжения. То, что начиналось, как невинное развлечение, неожиданно заканчивалось трагедией. В конце концов, уже многие годы не одна дуэль в Тарантии не завершалась смертью… И все же король знал, что он бессилен предпринять что бы то ни было. Правда была на стороне немедийца. Все, что ему оставалось, это дать ощутить убийце всю тяжесть королевского гнева…
– Ступайте, барон. Празднуйте, – холодно промолвил он. – Сожалею, что не могу разделить ваше торжество.
Стиснув зубы при столь неприкрытом оскорблении, Амальрик все же нашел в себе силы поклониться.
– Как будет угодно Вашему Величеству. Однако осмелюсь сказать, что душа моя столь же далека от торжества, как и ваша…
Он отшвырнул меч на брусчатку, и тот зазвенел, как храмовый колокол.
Вилер не произнес в ответ ни слова. Пренебрежительно махнув рукой, он развернулся и размашистым шагом, подметая полами горностаевой мантии мощеный двор, удалился в свои покои, сопровождаемый примолкшими, гадающими, что будет дальше, придворными.
Остаток дня Амальрик был сам не свой. Он проклинал себя за неосторожность, хотя и не знал толком, в
