Выслушав перевод этого обращения, король сказал, что он согласен, и прибавил, обращаясь к Годвину:
– Жаль, что две ночи тому назад я не счел вас за переводчика воли небес.
Султан предложил своим пленникам сесть и, видя, что они томятся от страшной жажды, приказал невольникам принести большую чашу шербета из розовой воды, охлажденной снегом. Он собственноручно передал ее королю. Гвидо пил большими глотками, потом передал кубок Рене Шатильонскому; тогда Саладин крикнул Годвину:
– Скажите королю, что не я напоил этого человека. Между мною и принцем Арпатом нет связи соли.
Годвин печально перевел эти слова, и Рене, знавший обычаи сарацин, ответил:
– Незачем объяснять, это мой смертный приговор? Ну, что же, я так и знал!
И снова зазвучал голос султана:
– Принц Арпат, вы старались взять святой город Мекку, осквернить могилу Пророка, и тогда я поклялся убить вас… Потом, когда в мирное время из Египта шел караван мимо Эш-Шобека, вы, забыв клятву, перебили купцов. Они во имя Аллаха просили пощады, говоря, что между сарацинами и франками перемирие. Но вы насмеялись над ними, предложив им ждать помощи Магомета, в которого они верят. Тогда я вторично поклялся убить вас. Тем не менее я даю вам последнюю возможность спастись. Желаете ли вы подчиниться Корану и принять ислам? Или хотите умереть?
Губы Рене побледнели, он зашатался. Но смелость скоро вернулась к нему, и он ответил громким голосом:
– Султан, я не хочу такой ценой купить жизнь. Не преклоню я колен перед вашим псом лжепророком, я умру в вере Христовой и, так как мне надоел мир, рад уйти к Нему.
Саладин встал, даже волосы его бороды поднялись от гнева, обнажив саблю, он громко крикнул:
– Ты оскорбляешь Магомета. Я мщу за него. Возьмите его! – И он ударил Рене саблей плашмя.
Мамелюки кинулись на принца. Вытащив его из палатки, они поставили Рене на колени и обезглавили на глазах солдат и других пленников.
Так храбро умер Рене Шатильонский, которого сарацины называли принцем Арпатом. В наступившей ужасной тишине король Гвидо сказал Годвину:
– Спросите султана: следующая очередь моя или нет?
– Нет, – ответил Саладин, – короли не убивают королей, а этот нарушитель мира получил возмездие по заслугам.
Следующая картина была еще ужаснее. Саладин подошел к выходу из своей палатки и, стоя перед телом Рене, велел привести пленных тамплиеров и госпитальеров. Их привели, всего около двухсот человек; легко было отличить их от других рыцарей по красным и белым крестам, вышитым на их одеждах спереди.
– Они тоже нарушители мира, – крикнул султан. – И я очищу землю от их нечистого племени! Эй, эй, эмиры и законники, – и он обернулся к окружавшим его, – пусть каждый из вас возьмет одного из них и убьет.
Эмиры отступили; как ни были они фанатичны, но не любили убивать беззащитных людей, даже мамелюки зароптали.
Но Саладин снова крикнул:
– Они достойны смерти, и тот, кто не исполнит моего приказания, сам будет убит.
– Султан, – сказал Годвин, – мы не можем присутствовать при таком преступлении, мы просим, чтобы нас тоже убили.
– Нет, – ответил султан, – вы ели со мной соль, и если я убью вас, то согрешу. Пройдите в палатку принцессы Баальбекской – оттуда вы не увидите смерти этих франков, ваших единоверцев.
Один из мамелюков вывел д'Арси, и братья в первый раз в жизни бежали, минуя длинный ряд тамплиеров и госпитальеров, которые, освещенные последними красными лучами умирающего дня, опускались на песок и молились; эмиры подходили к ним…
Никто не помешал д'Арси войти в большую палатку принцессы; в ее отдаленном конце они заметили двух женщин, сидевших, обняв друг друга. Они тоже увидели рыцарей и с радостным криком кинулись к ним, повторяя:
– Вы живы, вы живы!
– Да, Розамунда, – ответил Годвин, – и мы видим позор. Лучше было бы, если бы мы умерли! Сарацины убивают рыцарей священных орденов. Станем на колени и помолимся за их отлетающие души.
Все они опустились на колени и молились, пока вдали не замер шум.
– О, двоюродные братья, – г сказала Розамунда, наконец поднявшись с колен, – среди какого ада злобы и кровопролития живу я. Спасите меня, увезите отсюда! Умоляю вас, спасите.
– Постараемся, – ответили д'Арси. – Но не будем больше говорить об этом, чтобы не потерять разума. Все в воле Божьей…
Расскажите нам, что было с вами.
Розамунде недолго пришлось рассказывать. С ней хорошо обращались, и в армии она всегда была подле султана, так как он все ждал исполнения своего видения. В свою очередь, братья рассказали ей все, что случилось, с ними, не скрыли от нее видения Годвина и смерти Гассана. Услышав о гибели эмира, Розамунда заплакала и немного отшатнулась от Вульфа; она любила принца, но когда Вульф смиренно прибавил;
– Не я виноват, так было решено судьбой. Жаль, что я не умер вместо этого сарацина!
Розамунда ответила:
– Нет, нет, я горжусь, что вы победили его.
В ответ Вульф покачал головой и сказал:
– Я не горжусь. Хотя я устал от ужасной битвы, я все же был моложе и сильнее его. Но мы, по крайней мере, расстались друзьями. Смотрите, вот что он дал мне. – Д'Арси показал Розамунде изумрудную звезду, которую в последнюю минуту ему передал умирающий принц.
Масуда, все время сидевшая спокойно, тоже подошла и посмотрела на звезду.
– Знаете ли вы, – спросила она, – что это драгоценность знаменитая не только по своей цене, но также потому, что рассказывают, будто она принадлежала одному из детей Пророка и с тех пор приносит счастье своему владельцу?
Вульф улыбнулся:
– Немного счастья принесла она бедному Гассану, когда меч моего дяди разрезал дамасскую сталь его кольчуги, точно влажную глину.
– И почти без муки отослала его в рай, – договорила Масуда. – Нет, всю жизнь этот эмир был счастлив; все любили его: султан, жены, товарищи, слуги. И я не думаю, чтобы он желал другого конца, кроме смерти во время битвы с франками. Полагаю также, что в армии султана не найдется ни одного воина, который не отдал бы всего, что он имеет, за это украшение, известное под названием «Звезда счастья Гассана». Итак, берегитесь, сэр Вульф, чтобы вас не обокрали или не убили, несмотря на то, что вы ели соль Салахеддина.
– Я помню, как Абдула жадно посмотрел на звезду и пожалел, что талисман дома Гассана перешел в руки неверного, – сказал Вульф. – Но довольно об этой драгоценности и связанных с нею опасностях; кажется, Годвин хочет что-то сказать.
– Да, – заметил Годвин, – мы здесь благодаря доброте Саладина, который не пожелал, чтобы мы видели смерть наших товарищей; но завтра нас снова разлучат с вами. Итак, вы хотите бежать…
– Я убегу, я должна убежать, даже если мне суждено снова попасться и умереть, – со страстным порывом сказала Розамунда.
– Говорите тише, – шепнула Масуда, – я видела, как евнух Мезрур прошел мимо палатки, и он шпион… Все они шпионы.
– Если вы хотите бежать, – шепотом повторил Годвин, – это нужно сделать через несколько недель, когда войско двинется в путь. Это опасно для всех нас, даже для вас, Розамунда… и у меня нет плана. Но, Масуда, вы умны: придумайте, что делать, и скажите нам.
Она подняла голову, собираясь заговорить, но вдруг на них упала тень. Это подошел главный евнух Мезрур, толстый человек с хитрым лицом и угодливыми манерами. Он низко поклонился Розамунде и
