Мы выехали в открытое озеро. Яркое солнце весело играло на зыби, и я был рад, что разделался со всеми этими мучительными осложнениями и мог отдохнуть в мире чистых и естественных явлений. Мы доехали до острова и остановились близ того места, где некогда стоял древний город с окаменевшими обитателями. Но мы не сошли на берег; вокруг лишь струились ручьи горячей лавы, стекая в озеро, а развалины исчезали в море пепла. Не думаю, чтобы кто-либо увидел вновь эти странные реликвии прошлого, не знаю сколь отдаленного.
Тихо огибали мы остров и вот подъехали к месту, где была скала Приношений. Она исчезла, а с нею и зев пещеры, и сад Хоу-Хоу с Древом Видений, и все плодородные возделанные поля. Воды озера, мутные и пенные, бились теперь лишь о груду камней, представлявшую собой все, что осталось от Священного острова. Катастрофа была полная: на месте вулкана подымалась лишь глыба остывшей лавы, умирающее сердце которой еще источало красные потоки огненной крови.
Когда мы завершали объезд берегов, где не осталось ни единого живого существа и только раз или два мы видели вздутый полуобезьяний труп хоу-хойа, качающийся на волнах, солнце уже садилось, и прежде чем мы оказались опять на виду у города, стало совсем темно. Пока свет позволял нас видеть, мы гребли прямо на пристань.
Но едва погас последний луч, наши четыре гребца, экс-неофиты Хоу-Хоу, шепотом стали совещаться. Затем наше направление изменилось, и лодка пошла параллельно берегу, пока мы не достигли устья Черной реки. Было так темно, что я не заметил, как мы оставили за гобой озеро и вошли в реку. Я почувствовал этот переход лишь по возросшей силе течения. А течение было очень сильное после разлива и несло нас с большой скоростью. Я боялся, как бы нам в темноте не наткнуться на скалы или на нависшие ветви деревьев, но наши гребцы, очевидно, знали каждую пядь на реке. Мы все время не отклонялись от середины, где течение было особенно сильно.
Так мы плыли, гребя не слишком усердно из опасения неудачного столкновения, пока не взошел месяц, проливающий достаточно света даже в это затемненное место, так как лишь немного дней прошло с полнолуния. Гребцы налегли на весла, и мы стрелой понеслись по полноводной реке.
– Теперь, баас, все обстоит великолепно, – сказал Ханс, – при такой скорости глупые вэллосы вряд ли нас поймают, даже если попробуют. Мы должны считать себя счастливыми: вы – потому, что удрали от двух дам, которые растерзали бы вас на куски в споре из-за вас, я – потому, что покинул страну, где туземное дурачье до того докучало мне, что я бы скоро помер.
Он замолк и вдруг прибавил полным отчаяния голосом:
– Совсем мы не такие удачники! Мы кое-что позабыли!
– Что? – спросил я в тревоге.
– Как же, баас, да те красные и белые камешки, за которыми мы сюда приехали. Сабила наполнила бы ими нашу лодку, попроси мы только ее об этом, и нам бы не пришлось больше работать, а сидели бы мы в самых разлюбезных домах да пили бы лучший джин с утра до ночи.
При этих словах мне положительно стало дурно. Истина была слишком очевидна. Среди трудов, касающихся жизни и смерти, женитьбы и свободы, я совершенно позабыл об алмазах и золоте. Впрочем, я не представляю себе, как бы при прощании попросил их у Сабилы. Это значило бы с горних высот свалиться в туманную долину. Такая меркантильная просьба оставила бы у нее неприятный привкус во рту. Человек, которого она считала, ну, совершенно незаурядным, вдруг напоминает ей, что остается уладить кое-какие денежные делишки и заплатить чистоганом за оказанную услугу. Далее, мешки с драгоценностями непременно возбудили бы подозрения. Конечно, Сабила могла бы поместить их в лодку вместе с оружием. Но их тяжело и неудобно было бы везти, как я объяснил Хансу. И все-таки мне было тошно – еще раз мои надежды на богатство, вернее, на солидное обеспечение до конца моих дней, рассеялись как дым.
– Жизнь дороже золота, – наставительно сказал я Хансу, – а великий почет лучше того и другого.
Это звучало цитатой из книги пословиц, но я привел ее не совсем правильно, рассчитывая, что, авось, Ханс не заметит неточности. Но он знал больше, чем я думал, ибо ответил:
– Да, господин, наш преподобный отец, бывало, говаривал это и еще прибавлял, что лучше жить на пустой похлебке, как бы от нее не пучило живот, но со спокойной душой, чем в богатых хоромах с двумя вздорными бабами, что случилось бы с вами, баас, если бы вы остались у вэллосов. А теперь мы спокойны, баас, хоть и не набили карманов золотом да алмазами, которые, по вашим словам, чересчур тяжелы – так спокойны, что я думаю вздремнуть, баас. Однако, баас, это что такое?
– Ничего. Это воют в лесу несчастные волосатые женщины по своим мертвецам, – ответил я беспечно, так как вопли отчаяния, гулко раздававшиеся в тишине над рекой, еще звенели в моих ушах. К тому же, мысли мои были заняты потерянными алмазами.
– Хорошо, когда так, баас. Пусть они воют, пока не надорвутся, не моя забота. Но это не крики, это всплеск весел. Вэллосы гонятся за нами. Слышите?
Я прислушался и, к ужасу своему, услышал вдалеке мерные удары весел. Их было много – вероятно, около пятидесяти. За нами гналась большая лодка.
– Ох, баас! Это опять ваша вина. Без сомнения, госпожа Драмана так любит вас, что не хочет с вами расставаться и послала за нами вдогонку большую лодку. А может быть, – прибавил он в приливе новых упований, – это госпожа Сабила присылает нам в качестве прощального дара драгоценности, чтобы мы вспоминали о ней иногда.
– Это проклятые вэллосы посылают нам в дар копья, – мрачно ответил я и прибавил: – Заряди ружья, Ханс. Я не сдамся живым.
Какова бы ни была причина, но было ясно, что нас преследуют, и в глубине души мне хотелось знать, виновата ли в этом Драмана. Конечно, я обошелся с ней грубо, а дикарки бывают порой очень мстительны. Но все-таки мне хочется верить, что она неповинна была в предательстве. Истины я так и не узнал.
Наша команда из четырех беглых шпионов тоже заслышала весла и усиленно принялась за работу. Великие небеса! Как они гребли! Час за часом летели мы вниз по быстрой реке, а за нами с каждой минутой все ближе раздавались удары неустанных весел. Быстро летела наша лодка. Но у наших преследователей было пятьдесят гребцов, а у нас лишь четверо – как могли мы надеяться на успешное бегство?
Мы как раз проплывали мимо места нашего ночлега при поездке сюда (лес мы уже оставили позади и неслись по ущелью), когда я различил преследующее нас судно на расстоянии полумили вверх по реке. Это была одна из самых больших лодок вэллосского флота. Затем положение месяца изменилось, и в течение нескольких часов я ее не видел. Но было слышно, что она подходит к нам все ближе и ближе, как верная ищейка, нагоняющая беглого раба.
