Я стоял с белой кожей и неприкрытым лицом посреди толпы хищников Той Стороны, и даже клыков у меня во рту не было. Паника волной хлестнула мозг, отключая его от управления ситуацией. Нахождение рядом подзаряжающих котов не давало мне возможности использовать компенсирующую инъекцию, пришлось пойти на крайние меры – я со страху оглушил себя компенсурой. И тут случилось невероятное – могучая химия не подействовала! Вернее, подействовала, но частично – все неприятные ощущения навалились на меня по полной программе. Меня кинуло в жар, одновременно затошнило и бросило в дрожь. Руки и ноги отнялись, а желудок скрутил спазм, выворачивая всего меня наизнанку. Единственное отличие от обычного воздействия компенсуры на человеческий организм в моем случае заключалось в том, что я остался в мире Ворк.
Через долю секунды я снова оказался в облачной сфере госпожи Фа.
– Вот паникер, – укоризненно улыбнулась древняя старушка, сидя рядом со мной, скорчившимся на полу в позе эмбриона. – Так ведь и помрешь ненароком, трусишка.
Надо сказать, если мое состояние в эту минуту и отличалось от смерти, то только в худшую сторону. Это был первый и, надеюсь, последний раз в жизни, когда я применил эту жуткую химию. Оно и понятно – на Земле катапультировавшихся компенсурой джисталкеров сразу транспортировали в медицинскую регенерационную камеру, в которой бедные парни отмокали пару-тройку дней. Оставшись в мире Ворк, я этого удовольствия был лишен и как следствие получил незабываемые ощущения. Теперь при одном слове «компенсура» меня охватывает дрожь и я согласен скорее помереть, чем снова испытать на своем организме это благословенное средство.
– Спасай тебя теперь, – сварливо приговаривала полубогиня, водя руками над моим корчащимся в конвульсиях тельцем. – Не мог подождать секунду, сразу дезертировать решил.
Когда благодаря стараниям снова начавшей стремительно молодеть гоблинки я смог хоть что-то более или менее воспринимать, госпожа Фа сотворила со своим туманным мирком очередную метаморфозу. Я вдруг почувствовал себя сидящим в кресле-качалке, закутанным в теплый плед. За окном бушевала вьюга, а рядом потрескивал горящий камин. На меня навалились цветочные переживания детства – я ощущал себя мальчиком лет пяти, подхватившим простуду. Бабушка Фа только что напоила меня чаем с малиновым вареньем и после приятных лечебных процедур рассказывала сказку. Я был разобижен на нее по какой-то детской, непонятной ни одному взрослому причине, на что добрая бабуля совсем не обижалась, с мудростью прожитых лет понимая надутого малыша.
– Теперь все у Тима будет хорошо, – ритмично приговаривала бабушка Фа, рассказывая сказочку. – Тима не будет теперь никогда волновать внешний вид.
– Почему? – широко раскрыв глаза, спросил я, краешком сознания удивившись своим детским интонациям.
– А потому, мой маленький, что теперь Тима везде будут считать своим, – ласково улыбнувшись, объяснила добрая бабуля. – Тим и так был неплохим ведуном, а теперь его восприятие вступает в непроизвольную реакцию с настроем любой толпы, всегда обладающей групповым сознанием.
– И что тогда получится? – наивно спросил я, изо всех сил борясь с желанием пососать пальчик (неприлично большим мальчикам сосать свои пальчики).
– Люди Земли умеют примитивно манипулировать общественным сознанием, – с доброй улыбкой продолжала рассказывать тетя Фа. – Тим, не грызи ногти!
– Извини, тетенька, – покаялся я, пряча обе руки за спину.
– Под воздействием информационного поля человек, не знающий ничего о другом индивидууме, уже составляет определенное мнение о нем, – продолжила с улыбкой большая девочка Фа. – Например, в начале двадцать первого века многие не слышали и не видели некоего Зверева, но имели о нем четкое понятие благодаря информационному полю тогдашнего Интернета.
– Понятно, – энергично закивал я.
– Так вот, теперь джисталкер Тим обладает такой же способностью, но на значительно более высоком уровне. Лицо человека для хищников немного неприятно, но Тима все будут воспринимать так же, как вы воспринимаете Шрека из ваших мультиков. Вроде и людоед, а вроде как и хорошенький, при этом давний знакомый, – продолжила объяснение умненькая девочка Фа. – Все, кто его знает, будут проецировать свои представления о Тиме на остальных, как бы «заражая» своим восприятием чистое место, отведенное в других мозгах под него.
– А если Тим попадет в место, где никто не будет его знать? – спросил я о себе в третьем лице, как это часто делают совсем маленькие детки.
– Тогда его внешность просто никто не запомнит или запомнит таким, каким Тим хочет выглядеть для окружающих, срисуют образ из его воображения, – с улыбкой объяснила старенькая бабушка Фа. – А если Тим окажется в месте, где его воспринимают по-разному, то произойдет смещение в общественном сознании, и новый образ Тима, наиболее устраивающий всех, займет место в головах.
– Понятненько, – сказал я и вдруг неожиданно даже для самого себя добавил: – Хочу писать!
Через минуту (пописать в голубенький ночной горшок с розовыми слониками успел) я уже осознавал себя взрослым человеком, и мне стало ужасно неудобно за свое инфантильное поведение.
– А это детство было обязательным? – немного сумбурно сформулировал я свое недовольство.
– Детская психика помогает любому лечению, ваша медицина до этого еще просто не доросла, – с улыбкой ответила гоблинка, великолепно поняв то, о чем я хотел спросить. – Есть еще вопросы? А то чуть сам себя не угробил…
– А помимо ведической маскировки, что я теперь еще могу? – тут же спросил я.
– Все, надоел, – неожиданно сказала полубогиня, и я снова оказался на площади Порт-о-Тролля, окруженный друзьями и котами.
Немного неуверенно оглядевшись, я стал наблюдать за своими друзьями, вернее, за их реакцией на мой внешний вид. Наблюдать было абсолютно незачем – хищники не реагировали на человека, находившегося меж ними. Вернее, реагировали, удивляясь моей заторможенности, но по-прежнему считали меня обычным орком. Как я узнал чуть позже, всем показалось, что я совершенно не вовремя затеял молитву своим богам, по типу моих советов с духами на островах. Более того, никто за мной не наблюдал из чувства корректности. Госпожа Фа рулила этим миром с присущей ей твердостью и ненавязчивостью – из нее бы вышел идеальный джисталкер.
– Тим, только тебя ждем, – наконец не выдержала Лия. – Мы тут торчать вечно будем? Коты уже разбегаются.
«Отпустила тебя верхняя?» – тут же влез Рыжик.
«Вроде да», – выдохнул я и повернулся к нашей гоблинке.
– Так кого ждем-то? Пошли в порт, – возмущенно сказал я, сделав хорошую мину при плохой игре.
Лия скептически оглядела меня с головы до ног, ничего для себя нового не нашла (хоть я в это почти не верил), махнула рукой и первой устремилась в узкую улочку, ведущую к порту. Я двинулся за ней, за мной пристроились гоблин, огр и тролль, а следом за нами потекли коты.
По пути к нам присоединился кормчий Менар, сопровождаемый своими братьями-бойцами, и начал передо мной отчитываться. Надо сказать, слушал я его вполуха, наблюдая за котами и по-прежнему удивляясь тому, что мою бледную безклыкастую физиономию не воспринимают как чуждую данному месту и времени. Вскоре процессия, сопровождающая кошачий ход, вышла к порту и направилась прямиком к «Гордости Приморья», на котором уже знали о нашем появлении, – с борта фрегата к причалу был спущен помпезный трап. Опережая нас, на корабль спешила команда – в свое время я предупредил, что мы долго не задержимся в Порт-о-Тролле, и полувоенный фрегат четко выполнял взятые на себя обязательства.
Когда Рыжик ступил на борт плавучего судна, произошло событие, заставившее меня забыть о своей белой коже. И хотя подобную картину я наблюдал уже второй раз, она снова захватила все мое внимание, впрочем, не только мое – вся команда фрегата и зрители на причале замерли, наблюдая редкое зрелище – крысы бежали с корабля.
Надо сказать, на этот раз никто из членов команды не обвинял котов в создании плохой приметы, и симпатии были полностью на стороне пушистых пассажиров. Однако сами коты не смогли удержаться, и через минуту солидный кошачий парад, до того двигающийся от дирижабля к кораблю практически стройными рядами, разбился – началась самая большая крысиная охота, которую мог наблюдать Порт-о-
