Луринду под шумок незаметно убрала мешок и веревки, чтобы не травмировать психику нашего будущего провожатого.
Несмотря на уксусный вид, Цира торжествовала. Учитель Бэлшуну – это просто учитель Бэлшуну. Ну, царь Хаммурапи в одном из воплощений. Подумаешь! А она, Цира, – великий Энкиду! Вот так-то. Другой раз будет думать, прежде чем руку на учеников поднимать.
Бэлшуну был растерян. Потом он попросил принести ему гамбургер. Сказал, что хочет обдумать все случившееся.
К середине четвертой стражи в офис явился Мурзик с кривоногой коммунисткой.
– А, товарищ Хашта, – приветствовал я его. – И товарищ Хафиза с вами, я не ошибся?
– Вы не ошиблись, – сказала товарищ Хафиза. И уставилась мне прямо в глаза открытым, ненавидящим взором.
– Должен вам сказать, товарищ Хафиза, что ваши головорезы проявили изрядное партийное усердие, – сказал я. – Восхищен.
Мурзик заметно обеспокоился.
– А что они натворили?
– Избили учителя Бэлшуну и разгромили его дом, больше ничего.
– Блин… – выговорил Мурзик.
Товарищ Хафиза пожала плечами.
– Кровососом больше, кровососом меньше…
– Да нет, товарищ Хафиза, – сказал Мурзик, – это чрезвычайно нужный нашему делу кровосос. Нам необходимо его сотрудничество.
– Добровольное, – добавил я.
Мурзик вдруг фыркнул.
– А не будет Цирку ни за что по морде бить, – сказал он. – Так ему и надо, падле.
– Ты, десятник, ври да не заговаривайся. Сам знаешь. Заведет нас Бэлшуну в отместку куда-нибудь… куда не надо.
Я с содроганием представил себе, что снова окажусь в той жизни, где служил банщиком. А Мурзик лишь отмахнулся.
– Вы мне лучше товарища Хафизу получше устройте. Устала товарищ. Всю ночь корректуру вычитывала, не хотела партийную газету оставлять без последнего пригляду…
У товарища Хафизы и вправду были опухшие глаза, что отнюдь ее не красило.
– Ладно, – сказал я. И угораздило же великого Энкиду!..
Подошла тихая, как кошка, Цира. Цепко поглядела на товарища Хафизу. Направила рамку ей в спину. Хафиза дернулась.
– Что это?
– Пишталет, – мерзким голосом сказала Цира. – Не двигайся, сучка.
Рамка вращалась. Медленно, но вращалась.
– Все, – сказала Цира, убирая рамку в ящичек. И прищурилась. – Что, больно было?
Товарищ Хафиза не ответила. Заложила руки за спину, стала оглядываться по сторонам.
– Следи за ней, Хашта, – сказал я.
– Ясно уж, – пробормотал мой бывший раб. – Неровен час побьет здесь что-нибудь… Норов у нее бешеный. Говорю вам, отчаянная.
Он поглядел мне в глаза, вздохнул и пошел за товарищем Хафизой – опекать.
А на черном диване Ицхак продолжал ворковать с учителем Бэлшуну. Тот внимал, одновременно с тем погружая лицо в огромный, податливо мнущийся под зубами гамбургер.
Я поднялся наверх, в лабораторию. Пора было будить Буллита.
Однако когда я вошел туда, Буллит уже бодрствовал. Вернее – негромко стонал и в ужасных количествах поглощал воду с лимонным сиропом. Цира бросала в стакан таблетки с витамином С, растворяла их в воде и передавала Луринду, а та заботливо поила Буллита.
– О-ох, – сказал Буллит, завидев меня.
– Что, Булька, худо? – спросил я.
– О-о-ох, – согласился Буллит.
Я присел рядом на диван, отобрал у него стакан и выпил сам. Буллит жадно смотрел, как я пью, и тяжело дышал. Потом перевел взгляд на Циру. Та поспешно соорудила для него еще стакан.
– Что это было? – задыхающимся шепотом спросил Буллит.
– Похмелье это было, – сказал я. – Вы с Иськой вчера нажрались, как две свиньи.
– Этот семит… коварный… Он-то не нажрался, – выдохнул Буллит. – Он меня… нажрал… – Тут он огляделся, наконец, по сторонам и забеспокоился: – А где это я? И что это тут я?..
