для лидерства. Лопес – пустой мечтатель. Что он там вычисляет? Бесплодные фантазии. Будь он человеком, сочинял бы стишки. Еще одно идиотское занятие».
Однажды в магазин зашел поэт. Это был абсолютно сумасшедший поэт, иначе ему и в голову бы не пришло открыть эту дверь.
Но он вошел. Черные стены окружили его, и черный пол прилип к его пыльным ботинкам. Поэт был грязен, лохмат, с детским светлым взором. Он уставился на Суареца и произнес:
– А вот если бы, положим, вам встретился совершенно незнакомый человек и предложил бы вам купить его стихи – рискнули бы вы полтинником, а?
Суарец, как и полагалось законспирированному роботу, молчал.
Поэт переступил с ноги на ногу и продолжил как ни в чем не бывало, совершенно не смущаясь:
– Я прочитаю вам одно стихотворение, пока нет покупателей, хорошо? Послушайте. Если вам понравится, то купите весь сборник. Всего полтинник. Это же для вас не деньги. А мне – подспорье. Вот, слушайте.
И начал:
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты…
Тут из-за стола поднялся надсмотрщик. На нем был похоронный костюм, поэтому он растворялся в темном зале магазина. Поэт вообще не заметил его. Суарец представлялся ему идеальным слушателем.
– Как мимолетное виденье, – сказал поэт.
– Как вы сюда вошли? – осведомился надсмотрщик.
– Ну, через дверь… – Поэт попятился. Суарец продолжал стоять неподвижно. Поэт указал на Суареца: – Кстати, ваш коллега не возражал… Здесь же магазин?
– Ну и что? – осведомился надсмотрщик.
– Ну, я думал, сюда любой может войти…
– Не любой, – сказал надсмотрщик. – У нас бутик.
– В каком смысле? – не понял поэт.
– Бутик – это магазин.
– И что вы здесь продаете?
– Вам – ничего. И не покупаем. Уйдите. Вы пачкаете пол.
– Послушайте хотя бы стихи, – взмолился поэт. – Всего полтинник!
– Нет, – сказал надсмотрщик.
Поэт пожал плечами и неспешно удалился. Дверь еще долго покачивалась. Надсмотрщик смотрел, стоя в витрине, как тот удаляется по улице, бормоча и приставая к прохожим с мятой книжкой. Казалось, надсмотрщик возмущен до глубины души. Это возмущение ощущалось в том, как он держал поднятыми плечи. Затем он вернулся на свое место, снова сел за стол и раскрыл глянцевый журнал.
Стихотворение поразило роботов. До этого времени они не сталкивались с образцами местной поэзии. Они совершенно не понимали, почему их надсмотрщик не приобрел книгу.
– Скряга! – возмущалась Иньига. – Всего полтинник! Уверена, эти его глянцевые картинки стоят куда дороже.
Суарец заметил свысока:
– Довольно странный способ проводить время – складывать слова определенным образом.
– Не все ли равно, как складывать слова! – подхватила Ласьенга.
– Это может быть так же увлекательно, как вычислять, – сказал Лопес.
Монкада прошептал:
– Во всем этом нет никакого смысла…
– В нашей жизни вообще сейчас нет никакого смысла, – согласилась Ласьенга.
– Отставить разговоры! – возмутился Суарец. – Есть смысл или нет – это решать Господину. Мы обязаны помнить о том, что Господин может появиться в любой момент. А до этого времени – ждать. Ждать, тщательно соблюдая все правила конспирации. Мы обязаны встретить его, будучи в исправном состоянии. Это – наша первейшая задача.
Однажды надсмотрщику позвонили по телефону. Он сказал несколько отрывистых фраз и на минуту вышел из магазина, чтобы встретиться там с другим человеком. Тот человек был в комбинезоне. Он внес несколько ящиков, сказал небрежно: «Здесь, что ли?..» – бросил ящики и ушел, оставив дверь сильно раскачиваться.
– У них работают люди! – сказал Суарец.
– Мы это знали и раньше, – заметила Иньига.
– Тебе лишь бы возразить! – Суарец добавил в интонации негодования.
– Но мы действительно знали это раньше, – вступился Лопес.
– Этот человек был одет как робот, – сказал Суарец. – Я видел. Я запечатлел для Господина.
