когтями-арматурой. Безумная музыка пронеслась над свалкой, как вихрь, и мгновенно стихла. 'Все симфонии мира', – смятенно подумала Пиф.
Под развалинами шевелились люди. Ее товарищи. Ее близкие, с которыми она прожила все эти годы. И только дочь лежала как мертвая.
Но ангел не дал ей времени оправиться от потрясения.
– Ах ты, дрянь, – проговорил он с отвращением.
Она увидела его ноги в сапогах. В хороших офицерских сапогах, начищенных до блеска. И увидела свое лицо, отраженное от их почти зеркальной поверхности. Впервые за все эти годы она посмотрела на себя, и от красоты собственного лица у нее захватило дыхание.
А потом ее лицо исказилось, взмыло в воздух, и ангел изо всех сил пнул Пиф ногой.
– Ах ты, ленивая скотина!..
Ослепительный свет.
Детский крик.
В это мгновение Пиф успела подумать: кричит новорожденная Аглая. Но тут же вспомнила: дочь ее уже выросла.
И тотчас навсегда забыла об этом.
ДЕВОЧКИ ИЗ КОЛОДЦА
Жили-были три сестрички, три бедных сиротки, и жили они в колодце на самом дне. Конечно, нельзя по-человечески жить в колодце. А никто и не говорит, что они жили по-человечески. Поэтому их так и называли – 'бедные сиротки', понятно?
Колодец находился в самом центре необъятного города, никем еще из края в край не исхоженного. Куда ни кинешь взор со дна этого колодца, повсюду отвесные стены, уходящие прямо туда, откуда начинается мироздание. По желто-серым их щекам ползут потеки, будто там, наверху, посреди мироздания, кто-то плачет безутешно, позабыв о том, что ресницы густо накрашены дешевой тушью.
Как мы уже говорили, жили они в колодце на самом дне, поэтому в сырое их жилье редко проникал солнечный луч. Но никто из сестричек не жаловался. В Вавилоне не принято жаловаться на житье-бытье в колодце. Беспощадный это город и люди в нем черствые. И бедные сиротки отнюдь не исключение. Попробуй надкуси такую – зубы обломаешь. Черствее сухаря, на какой не всякая мышь позарится.
Что хорошо в колодце, так это звезды.
Разве ты не знаешь, Алиса, что если забраться в колодец, на самое дно, то оттуда в любое время, даже в полдень, будут видны звезды? Впрочем, тебе лучше не лазить в колодец. Ты хорошо воспитанная английская девочка, какой перевод ни возьми. В любом переводе ты домашняя, в фартучке, с бантом.
Сестрички же, в силу того, что жили в самом центре Вавилона, да еще в колодце на самом дне, были совсем-совсем другими. Поэтому, кстати, их так и называли – 'бедные сиротки', не забыла?
Так вот, в любое время суток (если стояла, конечно, ясная погода) сиротки могли любоваться звездами, что восходили и заходили над их колодцем. И горели там созвездия Шляпы и Чайной Сони, а когда тускнели они, то восходила ярчайшая из звезд – Альфа Мартовского Зайца, и все жители выходили во двор полюбоваться ею.
Ну вот. Звали наших сироток Элси, Лэсси и Тилли и там, в своем колодце, они ели и лепили. Что лепили? Ну, разумеется, все, что на букву 'м'. Ведь это был мармеладный колодец и лепили они, конечно же, из мармелада. И ели они тоже мармелад, поэтому у всех трех, как на подбор, были ужасно больные зубы.
Словом, жили они и лепили мартышек, мормышек, мормонов, мортиры и…
– Муди, – сказала Тилли, задумчиво качая ногой. Она была босая, в подвернутых у щиколоток джинсах.
– Какие еще муди? – удивилась Элси, отодвигая от себя чашку. Чашка была старинного тонкого фарфора, покрытого изнутри сеточкой трещин. Чай, который пила Элси, был жиденький, так что и пила-то она его просто чтобы чем-нибудь заняться, а не ради тонизирующего эффекта или там от жажды. Облизав липкие от мармелада пальцы, Элси уставилась на Тилли.
– А что такое 'муди'? – спросила где-то далеко наверху, невидимая со дна колодца гигантская Алиса, которая одним любопытным глазом безуспешно пыталась заглянуть в этот самый колодец.
Там, на небесах, неподалеку от начала мироздания, огромная Чайная Соня сонно бормотала и бормотала свою сказку, сидя в чудовищном небесном чайнике, куда запихал ее запредельный Шляпа.
– Потому что на букву 'м', – расслышала космическая Алиса и, ничего не поняв, прикусила губу. Она боялась, что ее сочтут дурочкой.
– Ты что, совсем дурочка? – сказала Тилли, продолжая покачивать ногой. – Такие муди, какие у мужика между ног. Вернее даже не муди, а члены как таковые.
– Выражайся яснее, – сердито сказала Элси.
– Яснее некуда. Нет ничего однозначнее фаллоса. – Тилли смяла в пальцах комок пластилина, отлепив его от чайника. – Я заходила сегодня в 'Интим-шоп'. Ну, в тот новый магазин, который за Пятым Колодцем открылся.
– Ты? – спросила Элси, недоумевая.
– Именно, – сказала Тилли. – Говорила с хозяином. Не с самим, конечно. Сам где-то на Канарах, задницу греет. С Верховным Холуем. Ничего мужик, толковый. – Она вздохнула. – В общем так, девки. – Тут она подняла глаза на своих подруг, которые слушали, приоткрыв рты. – Если дело выгорит и мы действительно получим заказ, в деньгах купаться будем. Я почти убедила его в том, что лучше нас ему ни одна фирма членов не налепит.
– Чле-енов? – выговорила Лэсси. Она курила, сидя на подоконнике.
