этот Синяка перед Одо фон Хильзеном? Хильзен немного отодвинулся.
Синяка даже не заметил этого. Мысленно он был уже в пустом доме, в развалинах, слева от Хильзена. У него и раньше получалось видеть сквозь стены и проникать в мысли других людей (чаще всего – приютского повара), но никогда еще это не было так сильно, так очевидно. Толчок – и Синяка как будто стал тем самым человеком, что таился среди развалин. И теперь видел Хильзена глазами ненависти и страха: костлявый юнец с барскими замашками. Расселся, будто у себя дома! Скаля зубы, человек поднял арбалет.
Хильзен услышал слева от себя тихий шорох, как будто пробежала мышь. В тот же миг Синяка что было сил толкнул его, и Хильзен, не успев даже вскрикнуть, упал на мостовую. Туда, где только что сидел молодой Завоеватель, вонзилась арбалетная стрела.
Теперь Синяка видел происходящее уже своими глазами. Он выпрямился. Человеку с арбалетом показалось, будто Синяка вырос перед ним из пустоты. Солнце светило Синяке в спину, и русые волосы, пронизанные лучами, стали золотистыми. Юноша побледнел, его смуглое лицо стало пепельным. Свет как будто окутал Синяку с головы до ног.
Синяка вытянул руки ладонями вперед, обращая их в сторону пустого дома. Вторая стрела, свистнув, пролетела мимо синякиного уха. Юноша повернул ладони к себе, словно вытягивая невидимую сеть. Из развалин нехотя, как бы против своей воли, выбрался тощий человек с арбалетом. Его трясло. Прямо перед ахенцем высилась стройная фигура, словно объятая серебряным пламенем.
– Оставь оружие, – проговорил тихий мальчишеский голос, разрушая очарование страха.
Человек присел и осторожно положил арбалет на камни. Когда он выпрямился, страшная тень уже исчезла. На груде развалин стоял босой парнишка, загорелый до черноты. И совершенно безоружный.
– Эй, не бойся, – сказал паренек.
У ахенца затрялись губы. Теперь он вовсе не понимал, почему подчинился, почему оставил арбалет вместо того, чтобы пристрелить своих врагов из засады. Как вообще получилось, что он послушался приказаний какого-то оборванца?
– Зачем ты стрелял? – спросил Синяка.
Человек слегка отступил, пошатнулся и вдруг завизжал, разбрызгивая слюну:
– Гады! Гады! Убью вас! Гады!
Хлопнул выстрел. Человек застыл с раскрытым ртом и повалился затылком в выбитое окно пустого дома. Синяка спрыгнул с груды камней и увидел Хильзена, который дунул в дымящееся дуло своего пистолета и пристально поглядел на него своими злыми черными глазами.
Синяка казался очень усталым. И как будто постаревшим. Когда он тяжело привалился к Хильзену плечом, тот поморщился, но ничего не сказал.
Синяка вздохнул и перевел дыхание.
– Устал я, – сказал он виновато. – Не понимаю, что со мной. И есть очень хочется. Ты убил его?
– Надеюсь, – пробормотал Хильзен. – Как тебе удалось его выманить, а?
Синяка не ответил. Он снова повернулся в сторону залива, к людям, которых заметил еще прежде, и встал.
– Кого ты там увидел? – спросил Хильзен, засовывая пистолет за пояс.
– Это Норг, – уверенно сказал Синяка, – и с ним кто-то…
– Баба, кто же еще, – сказал Хильзен, пожимая плечами. – Норг – известный любитель юбок.
– Это не женщина. – Синяка вдруг рассмеялся. – Идем-ка.
Он легко зашагал под горку к заливу.
Синяка не ошибся – на набережной действительно гулял Норг. Одетый в куртку без рукавов, он был, как обычно, с головы до ног был увешан оружием. Возле него крутилась девчушка лет пяти, с круглыми серыми глазами и двумя толстенькими короткими косичками, которые болтались, как собачьи уши. Девочка была плотно закутана в огромный серый платок, завязанный на спине большим узлом. Платок мешал ей, но она стойко терпела неудобство. Кожаные башмаки, которые были ей велики, норовили свалиться при каждом шаге, и она то и дело притоптывала ножкой.
У Хильзена отвисла челюсть.
– ЧТО ЭТО, Норг? – пробормотал он чуть ли не в ужасе.
Норг побагровел от смущения и прикрикнул на ребенка, после чего пожал плечами.
– Это Унн, – глупо сказал он. – Привет, Синяка. Проклятая баба всучила мне своего гаденыша, чтобы я с ним, значит, повозился, пока она что-то там варит…
Он с затаенной нежностью покосился на «гаденыша». Хильзен, все еще ошеломленный, переводил взгляд с ребенка на Норга.
– Чья она? – переспросил он.
– Да бабы одной! – с досадой ответил Норг.
– Ты что, всерьез загулял с мамашей?
– Угу, – буркнул Норг, глядя себе под ноги. – Я бы женился на ней. А что? Она ласковая. И ни слова по- нашему не понимает. Я к ней приду, принесу еды, она сварит и бух на стол миску. Я ем, она смотрит. Погладишь ее – ревет. Тихо ревет, боится. Ты бы узнал у нее, Синяка, почему она все время плачет? Я ее, по-моему, ни разу не обидел. Вон она идет.
Хильзен и Синяка оглянулись. По улице, путаясь в длинной широкой юбке, шла вдова по имени Далла. Рыжая прядь выбилась из-под платка и упала на бровь. Золотистые глаза смотрели на Завоевателей тревожно, в них не было и следа того веселого бесстрашия, с которым таращила глазенки на Норга маленькая Унн. Потом Далла узнала Синяку и пошла медленнее. Остановившись в пяти шагах, Далла
