Сефлунс, побагровевший от несправедливого поклепа, раскрыл уже было рот, чтобы разразиться возмущенной тирадой, но тут великан заворочался за столом, гулко прокашлялся и сказал:
– Дозвольте, еще скажу.
– Говори, – величественно разрешил Тагет. Ларс Разенна покосился в сторону печки, однако промолчал. Подбодренный таким образом, великан продолжал:
– Нам Синяка нужен. Он великий. Он могущественный.
– Кто могущественный? Этот хлюпик? – презрительно фыркнул Фуфлунс. – Как же, помним! Лечили! Убожество приютское! Мы, хвала Вейовису, видели вблизи, на что он годен. Ни на что он не годен. Верно я говорю, Сефлунс?
Но Сефлунс, еще не простивший собрату-богу заявления насчет пролитых щей, мрачно отмолчался.
– Синяка погряз в людских делах, – задумчиво сказал Тагет. – Магу и чародею такого уровня не пристало жить в людях. И уж тем более, незачем их жалеть. Они еще начнут приставать к нему с просьбами погадать и прочими глупостями… Людям только дай воли – на голову сядут.
В этот момент за рекой Элизабет, далеко в городе, грохнул взрыв. Сотрапезники замерли, прислушиваясь.
– Вот, пожалуйста, наглядный пример, – неодобрительно сказал Фуфлунс. – Все не могут успокоиться.
– Тихо! – рявкнул Ларс.
В тишине стали слышны выстрелы. Магический кристалл, несмотря на замутненность ясновидения, звуки передавал хорошо. Запертый в сундуке, он гремел, трещал и подскакивал, как живое существо.
– Это уже серьезно, – заметил Великий Магистр, снимая со стены биноколь и карабин. – Пока мы тут совещаемся, они там разнесут Ахен к чертям. Я на скалу.
Он выдернул из-под Тагета теплое одеяло, набросил его себе на плечи, как плащ, и вышел из избушки под холодный северный ветер.
Глава пятая
После того, как мятежники взорвали пороховые склады у южных ворот, прошло уже около двух суток. Косматому Бьярни так и не удалось толком поспать за все это время, и он валился с ног. Первые сутки за ним по пятам ходил Тоддин, словно кто-то поручил ему следить за тем, чтобы командир не совершил какой- нибудь самоубийственной глупости. Потом Бьярни озверел и велел ему заниматься ранеными.
Весь южный район города был перегорожен баррикадами. Штурмовать их без пушек Косматый Бьярни не хотел – неизвестно было, сколько человек примкнуло к мятежникам. Разумнее всего было отправить гонца к Альхорну, чтобы тот со своими орудиями подошел к Ахену с юга. По расчетам капитана «Медведя», если гонцу удалось беспрепятственно выбраться из этого проклятого города, Альхорн должен появиться через два дня. А пока что нужно было не давать заразе распространяться и удерживать мятежников на юге.
Бьярни, наконец, уснул возле костра, горевшего на перекрестке. Был серый предрассветный час, когда человеку лучше не видеть того, что происходит на земле. И Косматый Бьярни спал, как привык с детства, прямо на снегу. Внезапно ему показалось, что прямо над ним на колокольне разрушенного храма Соледад ударил колокол. Тревожная низкая нота прогудела и стихла. Бьярни вскочил, огляделся по сторонам. Вокруг все спали вповалку, и капитану вдруг подумалось, что у него осталось очень мало людей. Ничего, сказал он себе, скоро с юга ударит Альхорн, и с мятежом будет покончено.
Больше ему не спалось. Кроме него, похоже, никто не слышал колокола, и вполне могло статься, что этот звон ему просто приснился, но он уже растревожился. Кутаясь в плащ, капитан пошел проверять посты. Снег хрустел у него под сапогами.
Возле башни Датского замка Бьярни остановился. Потом пошел быстрее. Потом побежал по скользкому снегу вверх по улице. Но глаза его не обманули: на перекрестке, так, чтобы издалека было видно, лежало тело гонца, которого Бьярни посылал за Темный Лес. Бьярни заскрежетал зубами. Он понимал, что эти люди хотели его запугать и – что признавать было совсем уж невыносимо – это им удалось. Слишком уж уверены в себе. Похоже, они не сомневаются в том, что ни одни человек от гарнизона не доберется до основных частей.
Бьярни сел на снег рядом с убитым. Это был рулевой «Медведя», носатый Меллин, старший из восьми братьев. Все они ушли с Бьярни под полосатым парусом, и Меллин погиб последним. Бьярни смотрел на него, и полуразрушенный, но все еще гордый Ахен втайне наблюдал за ним и насмехался.
Сзади заскрипели шаги. Косматый даже не обернулся: знал, что это Тоддин. Старый друг присел рядом, мельком взглянул на убитого и сказал:
– Я пришлю сюда Хилле.
В обязанности Батюшки-Барина последнее время вошло хоронить убитых.
Капитан покачал головой – он думал совсем о другом. Свалявшиеся черные волосы разметались по его плечам, горбатый нос уныло уставился в землю.
– Почему они так уверены в успехе? – спросил он. – Как ты думаешь, Тоддин, сколько у них людей?
– Меньше, чем тебе кажется, – спокойно отозвался Тоддин.
– Но хватит для того, чтобы перерезать нас всех.
Деревянный Тоддин помолчал немного, а потом сказал:
– Если будем тут сидеть и огрызаться, то да. Они навязали нам правила игры, и мы их сдуру приняли.
Бьярни встал.
– Я буду посылать людей к Альхорну одного за другим каждый день. Кто-нибудь дойдет. И даже если мы все тут погибнем, не дождавшись помощи, Ахен все равно будет нашим.
