Далла накинула серый платок, взяла полотно, нарезанное на полосы, и узелок с хлебом. Норг с ребенком на руках вышел из дома; женщина пошла за ним. Они поднялись по Первой Морской улице к башне. Норг спешил. Далла следовала за ним, как привязанная, шаг в шаг.
На втором этаже башни, где размещались раненые, Хилле таскался с кадушкой, в которой плескалась горячая вода.
Норг усадил девочку на сундук возле печки. Далла осталась стоять посреди комнаты. Серый платок упал ей на плечи.
Коренастый Тоддин уставился на нее со спокойным любопытством. Краем уха он, конечно, слышал, что Норг загулял с какой-то местной женщиной, но он никак не предполагал, что она окажется суровой золотоволосой красавицей, да еще с ребенком. Тоддин почему-то считал, что подругой Норга непременно должна была стать какая-нибудь пышная пятнадцатилетняя девица, смешливая и безмозглая до святости.
Далла строго посмотрела на Хилле, который, в свою очередь, вытаращил на нее свои оленьи глаза и прижал к груди кадушку, как родную. Он пробормотал несколько бессвязных слов, таких же грязных и невинных, как он сам, а потом заметил Унн, поставил кадушку и небрежной походкой двинулся к сундуку – знакомиться.
Норг сказал Тоддину:
– Если меня убьют, женись на ней, Деревяха.
Тоддин еще раз посмотрел на женщину и завистливо сказал:
– Вот бы тебя убили.
Но Норг не поддержал шутки.
– Я не хочу, чтобы она пошла по рукам.
Тоддин с сомнением покосился на серьезное лицо Даллы.
– Как ее хоть зовут? – спросил он.
– Далла.
Услышав свое имя, женщина обернулась. Норг улыбнулся ей и снова заговорил с Тоддином.
– Она поможет тебе с ранеными.
– Весьма кстати, – буркнул Тоддин.
– Пока, Деревяха, – сказал Норг. – Я пошел.
Он двинулся к выходу. Далла даже не посмотрела в его сторону. Но как только Норг громко хлопнул тяжелой дверью, женщина подошла к окну и долго стояла, не шевелясь, хотя Норг давно уже скрылся за баррикадой, которой наспех перегородили улицу Свежего Хлеба.
Восемь дней город содрогался от выстрелов и взрывов. Вся его южная часть была перегорожена баррикадами, выросшими за одну ночь, как по волшебству. Сидя у костра на перекрестке улиц Зеленого Листа и Малой Караванной, Синяка смотрел на вооруженных мятежников и понимал, что Ахен еще раз обманул его. Если раньше казалось, будто в городе остались только суровые в своей нищете женщины, то теперь вдруг выяснилось, что здесь очень много оружия и очень много мужчин.
Ингольв дал Синяке длинноствольное ружье того Завоевателя, которого убил – вечность назад – Ларс Разенна.
Капитан Вальхейм тоже был здесь – пришел от перекрестка Большой Караванной и Торговой, весь черный от копоти, сунул голову в жестяное ведро, из которого только что пила лошадь, и долго, задыхаясь, глотал воду.
Синяка опять вспомнил тот день, когда Витинг продал его и еще несколько человек в действующую армию. Армейский чиновник (Синяка даже не знал, как называется его должность), толстенький бочкообразный человечек с клиновидной бородкой, не хотел его брать, все отталкивал в грудь и вытирал пальцы о штаны, но Витинг уверял, что из всех его дебилов-воспитанников этот – самый нормальный, и чиновник, в конце концов, уступил и взял его, сказал зачем-то с полуугрозой: «Смотри у меня…»
Капитан Вальхейм отнесся к синякиной чернокожести равнодушно. Дал ружье, показал, как стрелять, потом скривился от брезгливой жалости, дернул ртом, но ничего не сказал.
Вальхейм плеснул себе водой в лицо, обтерся рукавом и нашел глазами Синяку. Когда он уселся рядом, от него крепко пахнуло потом. От южных ворот донесся пушечный выстрел. Вальхейм задумчиво произнес, ни к кому в особенности не обращаясь:
– Ну вот и все.
Он вытащил из кармана грязный кусок вяленой рыбы и принялся жевать. Синяка деликатно поерзал, вздохнул, однако промолчал, но капитан извлек из того же кармана еще более грязную корку белого хлеба и сунул ее Синяке.
– Где госпожа Вальхейм? – спросил Синяка, взяв хлеб и тут же положив его за щеку.
– Полчаса назад была жива, – ответил Ингольв хмуро.
Пушка выстрелила снова. Синяка вдруг сообразил, что возле южных ворот никаких пушек быть не должно, и в ужасе посмотрел на капитана. Угадав его мысли, Ингольв спокойно сказал:
– А, сообразил, что к чему. Жаль, что тебя скоро убьют. Ты умный паренек.
– Откуда там пушки?
– Не все коту масленица. Альхорн ударил со стороны Темного Леса. С севера у нас теперь Бьярни, а с юга Альхорн. Угадай, чем все закончится?
Он вытащил из кармана еще один замусоленный кусок рыбы, разорвал пополам, и они с Синякой еще поели.
