– Смотрите, там кто-то разложил костер. – Он показал на дым, поднимавшийся над деревьями с другого склона холма.
Хелот прищурился. Ему не понравился этот дым. Они были в долине как на ладони. Хелот не любил ощущать себя мишенью.
– Давай-ка уходить, – сказал он, снова забираясь в седло. – День только начался. Хорошо бы выбраться из этой долины к ночи и заночевать где-нибудь поближе к Серебряному Лесу.
– Это далеко отсюда?
– Порядком. И пока мы болтаем, ближе не станет.
Тэм подошел к своей лошадке и тоже залез в седло.
– Сэр, – нерешительно начал он, – не знаю, как и сказать… А если мы встретим ЕГО… что мы ЕМУ скажем?
– Кого? – Хелот с интересом смотрел на своего оруженосца. Тэм выглядел смущенным.
– ЕГО… Демиурга… Того, кто проклял Лаймерика. Он ведь может и нас проклясть, сэр, ведь драконы – его создания, как и все прочие, кроме троллей. Я думаю, что он вмешается, если узнает, что мы хотим убить одного из них.
– Тэм, – очень серьезно сказал Хелот, – если это произойдет, ты уйдешь немедленно. Я не хочу видеть, как ты погибнешь.
– Вы думаете, что этот… – Тэм понизил голос. – …Морган Мэган растерзает нас в клочья?
– Я не знаком с Морганом Мэганом, – ответил Хелот, – но ничего хорошего о нем здесь еще не слышал. Впрочем, слухи есть слухи, а про демиургов много врут. Святой Сульпиций отзывался о нем сдержанно, но вполне положительно.
Тэм осенил себя крестным знамением и пробормотал молитву.
– Хороший был старик, – добавил мальчик, закончив молиться.
Они выбрались из долины к вечеру. На краю леса начиналась хорошо накатанная грунтовая дорога. Вокруг был чистый красивый сосновый лес, и кора у деревьев светилась в лучах заката прозрачным серебром. В нетронутом мху стояли золотистые муравейники. Это было место, особо расположенное к человеку, и путники мгновенно ощутили токи добра, исходившие от земли. Серебряный Лес словно принимал в свои объятия уставшего от жестокости человека, предоставляя ему все необходимое: умиротворение, покой и одиночество.
Хелот остановил коня, прислушался. В тишине где-то далеко журчала вода.
– Теперь я понимаю, – проговорил он вполголоса, – что эту землю сотворил беглый каторжник. Да, похоже…
Он вспомнил первые дни своего освобождения из баронского замка и вздохнул. Тогда ему не хватало вот такого Серебряного Леса, где можно было бы скрыться от всех и кануть в лоно благосклонной и безразличной природы. И сам того не желая, Хелот ощутил симпатию к этому Моргану. Пожалуй, теперь он хотел встретить беспутного Демиурга. Лангедокец не испытывал больше страха перед ним.
– Здесь живут тролли, – озираясь, сказал Тэм. – Мне говорил Иллуги. Морган их не сотворял, и, стало быть, по законам Народа и по законам великанов их может убить любой и не понести за это наказания. Они вне творения – так мне рассказывал Иллуги.
– В мире Аррой свои законы, – отозвался Хелот. – У вас в Англии тоже есть нечто подобное, не находишь?
Тэм поежился:
– Так-то это так, но все же… Мне все время кажется, что за мной наблюдают.
– Наверное, это третий глаз Иллуги. Помнишь, он хвалился, что третий глаз у него провидческий. Наверняка он нас уже заметил.
Песчаная дорога раздвоилась, потом еще раз. Хелот всякий раз избирал направление, которое вывело бы их к реке Боанн, но каждый раз дорога неизменно выворачивала к перекрестку, откуда они начали свой путь. Наконец Хелот направил лошадь прямо по мхам, между серебряных стволов. Тэм следовал за ним шаг в шаг. Он озирался по сторонам и чувствовал себя крайне неуютно.
Хотя был уже вечер, в лесу становилось все светлее. Светились стволы сосен. Лучи заходящего солнца окрашивали серебро в золотистый, розоватый, фиолетовый цвета. Весь лес переливался и горел, и по лицам двух путников скользили разноцветные отблески. Лошади тихо ступали по мху. Птицы уже молчали, и в тишине все громче и громче слышно было, как где-то неподалеку бежит вода.
Они спустились в низинку и увидели наскоро слепленную избушку. Она стояла прямо на краю невысокого обрыва над рекой. Под обрывом бежала речка, которая через несколько миль превратится в поток, носящий имя богини Боанн. Здесь она была значительно шире, чем в верховьях.
Хелот соскочил с коня и, бросив поводья, подошел к покосившейся двери. Она была кое-как обита облезлой медвежьей шкурой, из которой клочками торчала свалявшаяся шерсть. Дверь была приоткрыта. Хелот толкнул ее и, пригнувшись, вошел. Тэм с тревогой следил за ним.
Это была обыкновенная охотничья избушка. Единственное ее окно было засижено мухами. Зимняя рама была вставлена – никто не потрудился снять ее на лето. Одно из двух стекол было наполовину разбито. На очень узком и очень грязном подоконнике стояла покрытая пылью глиняная лампа. Имелся стол, сколоченный из грубо оструганных досок. К нему прилипли клочки истлевшей скатерти. В углу имелось ложе, сплошь заваленное тряпьем.
Тряпье шевельнулось. Хелот вдруг сообразил, что здесь кто-то спит. Он удвоил осторожность, нащупывая на поясе кинжал, но вдруг в темноте налетел на брошенный на полу чайник и, пытаясь сохранить равновесие, своротил стол.
Спящий завозился и сел. Хелот, выругавшись по-валлийски, замер, сжимая пальцами рукоятку кинжала. В открытую дверь ворвался Тэм и закричал:
