познакомиться с ним поближе. Он внимательно посмотрел незнакомцу в лицо и обнаружил, что непрошеный гость был смугл, скуласт и горбонос. В Англии, во всяком случае, с такой внешностью жить не рекомендуется.
– Сарацин, – прошептал Хелот с отвращением.
Сарацины не могли вызывать у него иных чувств, ибо все они до одного кровожадные людоеды. Об этом он наслушался еще в Лангедоке, от Гури Длинноволосого, перебившего их целую сотню. Зарезать злодея, что ли, пока безоружен? Но тут Хелот некстати вспомнил, с какой готовностью связанный человек подставлял под его нож горло, – и устыдился.
Положение приобретало оттенок безвыходности. Хелот почесал ножом за ухом.
– Ты откуда взялся? – спросил он наконец.
Он не ожидал ответа, но сарацин тут же отозвался:
– Ушел.
– Истинно сарацинская лаконичность, – разозлился Хелот, и без того сбитый с толку. – Говори подробно: откуда ушел, зачем и как тебе это пришло в голову? Ты хоть понимаешь человеческий язык?
– Я понимаю. Гарсеран… – начал объяснять человек, но Хелот тут же перебил его:
– Где он?
– Шел в Ноттингам с караваном. Много золота вез. Людей много вез. Я сбежал в лес, он не стал искать.
– Ты из его свиты?
Сарацин шевельнул ноздрями, и верхняя губа у него дрогнула, открывая очень белые зубы, отчего лицо стало злым.
– У вас это так называется? Да, из свиты.
– Почему же он не стал тебя искать, когда ты сбежал?
– Я умираю, – пояснил сарацин так спокойно, что Хелот поначалу не поверил. – Я хотел умереть один.
Хелот растерянно заморгал:
– Почему ты умираешь? Ты разве ранен?
Сарацин не ответил.
Хелот заорал, криком пытаясь скрыть смятение:
– Отвечай же, черт тебя возьми!
– Я не знаю, – сказал сарацин.
Хелот отвернулся. Этот человек решительно выводил его из себя. Он явно нуждался в помощи, и, как ни претило Хелоту оказывать благодеяния личности с такой людоедской наружностью и варварскими привычками, поступить по-другому он не решался: это было бы против всех лесных законов. Он только не мог выбрать, добить ли ему умирающего или попытаться все же его спасти.
– Ладно, – проворчал он наконец и снова заставил себя посмотреть в эти пылающие черные глаза. – Как тебя зовут?
– Алькасар.
– Ужасное имя, – вздохнул Хелот. – Ты кто, Алькасар? Пленный воин, убивший тысячу врагов?
Но тот, к великому разочарованию Хелота, покачал головой:
– Нет, я родился рабом.
Хелота охватила глубокая тоска. Только этого ему не хватало. Однако те полгода, что он провел у лесных стрелков, уже сделали свое дело – теперь в затруднительных случаях ему на помощь приходило первое правило Локсли: сперва накормить человека до отвала, а там, глядишь, и видно будет, что с ним делать.
Поэтому Хелот встал.
– Иди за мной, – велел он.
Вдвоем они проникли в Кривую Нору. Сразу у входа помещался небольшой очаг, сейчас остывший. На хитроумном опускающемся крюке у очага висел чугунок. Хелот снял крышку и пальцами вытащил кусок оленины.
– Ешь, – сказал Хелот Алькасару. Себе он налил пива и, усевшись на пороге Норы, принялся потягивать, стараясь при этом не слушать, как за его спиной чавкают и захлебываются слюнями. «Голодный, – подумал Хелот. – А ведь его, пожалуй, стошнит, если он будет так лопать. Ладно, пусть, раз я его не зарезал».
Он обернулся:
– Хочешь молока?
Алькасар не ответил. Хелот налил ему молока.
– Скажи-ка мне, с чего ты взял, будто умираешь?
Ответа не последовало. Хелот подошел совсем близко и, перемогая отвращение, пристально вгляделся в смуглое лицо. Он увидел, что веки и губы сарацина воспалены. Тогда, усилием воли ломая отвращение к этому варвару, Хелот потрогал его полыхающий лоб.
После чего лангедокцу было над чем призадуматься.
