– Люди…
– Ты опять все перепутал, Малютка, – сказал отец Тук. – Никаких лазутчиков нет в помине. Вот сидит вполне приличный датчанин, который полагал найти у нас Хелота.
– Ха! Чего захотел. Хелота сам черт теперь не найдет, – ответил на это Малютка Джон. – Куда его ветром понесло? Странствует. А еще был у него дружок из неверных – тот тоже пропал. Сгинул на соляных копях, только и вспоминай. Хорошие они были ребята – вот что я вам скажу.
Отец Тук в тоске грохнул кулаком по столу:
– Погубили человека! Погубили! Это говорю вам я, ваш духовный наставник. И все мы виноваты в том, что он пропал. – Будучи уже в сильном подпитии, отец Тук вонзил толстый палец в бок Греттира: – А это что за гнус? А?
– Не гнус я тебе, – обиделся изрядно пьяный, но все еще гордый Греттир. – Сам вонючка.
– Это друг нашего Хелота, – объяснил Локсли. – Друг Хелота не может быть гнусом.
– Кто может быть гнусом, а кто не может – это вопрос философии. Я квадривиумов не заканчивал. Я на тривиуме сломался.
– Хелот был гуманист. С позиций гуманизма, только так.
– Что такое гуманизм, Тук?
– Откуда я знаю?
– Сплошные тайны, сплошные загадки – вот что я вам скажу.
– Нет, вы послушайте меня! Сэр Александр из Лангедока писал…
– Лангедок – зто не в Англии.
– Еще раз плеснешь мимо кружки – руки оторву.
– Меня толкнули.
– «Забудьте колокольный звон и из трубы дымок…» Каково?
– Он был замечательный поэт…
– Почему «был»? Почему «был»?
– Он умер – вот почему.
– Сам ты умер. Он в Палестине.
– Он в Лангедоке.
– Ребята, датчанин упал.
– Он умер.
Над распростертым на полу Греттиром возникла чья-то веснушчатая физиономия. Блаженно улыбаясь, Греттир попытался встать, и вдруг на его лице появилась тревога. Заметно волнуясь, он заговорил:
– Скажи, Робин… скажи честно… Святая Касильда – неужели она не была девственницей?
Потом все исчезло.
Наутро Греттир взгромоздился на свою лошадь и, пожав руки лесным разбойникам, шагом двинулся в сторону Ноттингама.
– Если встретишь его, скажи нам, хорошо? – крикнул вслед Малютка Джон.
Локсли провожал Греттира глазами, пока тот не скрылся за поворотом лесной дороги.
Греттир же предвидел встречу с призраком прабабушки, и было ему тошно.
Когда он поднялся по лестнице своего дома, перемогая боль в затылке, и вошел в спальню, он увидел Санту, сидящую в кресле. Покачивая туфелькой и склонив голову набок, она пристально смотрела на него. Совесть проснулась в Греттире и принялась его терзать.
– Вернулся, – сказала Санта почти ласково, – живой…
– Чуть живой, – уточнил Греттир.
Но Санта уже учуяла, в чем дело, и заметно разозлилась.
– Опять с похмелья. И где же это ты так набрался на сей раз?
– В лесу, – ответил Греттир. – Я пил с Робин Гудом.
Призрак поперхнулся и впервые за двести лет не нашелся, что ответить.
Глава вторая
С корзинкой, полной еловых шишек, Дианора шла по болоту знакомой дорогой, направляясь к урочищу Дальшинская Чисть. Подол ее платья из грубой холстины вымок, в башмаках хлюпала болотная влага. Уже несколько недель она жила в доме отшельника. Гай пока что не приходил забрать ее, но девушка ни на минуту не сомневалась в том, что брату известно, где она скрывается. Молчание Гая было для нее куда страшнее, чем яростное вторжение. Дианора терзалась догадками: что затевает брат? Она не решалась признаваться в своих страхах святому Сульпицию – не хотела огорчать его попусту. Впрочем, отшельник и так почти обо всем догадывался.
Дианора свернула на старую гать. И в этот момент ей показалось, что за ней кто-то следит. Она огляделась по сторонам, но никого не заметила. Пожав плечами, сделала еще несколько шагов. И тут небо
